Надежда Константиновна осмотрела ее рукоделие и усмехнулась, юбка могла пригодиться для любой толстушки, но не для Инессы, грациозной, и изящной, и девически тонкой, и сказала:
— Тут дела хватит еще на три прогулки. Пояс-то подойдет для мопассановской Пышки… Заложи пару складок, а потом примерим, пока наших прогулистов не видно, — присели, видать, где-нибудь на солнышке.
Инесса так и сделала: заложила две складки, осмотрелась вокруг, но никого там не было, и набросила юбку на себя, а потом встала, оправила ее и с удовольствием произнесла:
— Как раз. Как ты находишь?
— Почти как раз. Но еще маленько складки торчат. А в общем, мастерицы мы с тобой — прелесть, разве что пришивать способные только пуговицы.
Инесса сняла юбку, положила ее в сторону и закурила с превеликим удовольствием…
— Вот так-то лучше, — сказала она. — Попрошу Елизавету Васильевну помочь довести дело до логического конца, как говорится… Тс-с, — понизила она голос и торопливо стала заворачивать свое рукоделье в газету, чтобы не увидел Ленин. И сказала: — Я же тебе говорила, что спорят. Владимир Ильич что-то оживленно доказывает, жестикулирует, зажав в правой руке мои газеты. Наверняка что-нибудь уже придумал, и мне придется сегодня переводить на какой-нибудь язык, а не отдыхать.
Надежда Константиновна бросила взгляд на тропинку меж золотых сосен, где Ленин стоял с Линником и говорил горячо, убежденно, и с великой радостью отметила: «Совсем прежний стал. Не то что в Новом Тарге или в Белом Дунайце было. Да и в поезде, когда ехали сюда: сидел в товарном вагоне, битком набитом такими же, как и мы, гражданскими и их вещами, и молчал всю дорогу, всю неделю. Лишь когда бегал за кипятком для мамы, немного забывался и ронял несколько фраз… Иезус-Мария, как говорят поляки, даже не верится, что все то, что было, было на самом деле и больше не повторится… Ах, Володя, знал бы ты, сколько дум самых тяжких и боли гнетущей было у меня тогда на душе и сколько трезолнений мы пережили с мамой! Хорошо, что Мария Александровна ничего не знала и не изведала… Впрочем, она и без того изведала достаточно, начиная с кончины Ильи Николаевича, потом казни Александра… Удивительная, исключительная женщина…»
И сказала:
— Ничего, успеется с переводом, если он уже набросал что-то. Важно, что он пришел в себя вполне и работает по-прежнему, а остальное приложится… О новом Интернационале все время думает. В Белом Дунайце он сказал после того, как узнал о голосовании за военные кредиты почти всеми социалистами Европы: это конец Второго Интернационала. С сегодняшнего дня я перестаю быть социал демократом и считаю себя коммунистом.
— Мне Ян Ганецкий писал в Париж… Он тоже полагает, что настала пора создания нового Интернационала, — они с Ильичем толковали об этом еще до всей этой омерзительной истории с арестом. Мы в Париже узнали о нем из русских газет, из «Русского слова» и были потрясены. А вообще говоря, вам нечего было там засиживаться, коль на горизонте уже виделась война, — заключила Инесса с нескрываемым укором, не заметив, что подошел Ленин со своим другом Линником.
— Гм, вы правы, Инесса, — сказал он, — Оставаться в Австрии уже после Сараева не было никакого смысла, ибо война была начата, но, — развел он руками, — уж очень удобное было место для встреч с товарищами, для переписки и вообще. В общем, досиделись…
Он опустил голову, несколько секунд помолчал, видимо вспомнив поронинские злоключения, но тут же поднял глаза и сухо произнес:
— Ну, хватит о делах и об ошибках. Впредь подобного не повторится. Следующий ход будет наш, это я им гарантирую, — и бодро спросил: — Итак, что у нас по программе далее? Завтрак, надо полагать, милостивые государыни? Признаться, мы чертовски проголодались: воздух в лесу — прелесть! И так легко дышится, что аппетит увеличивается пропорционально времени гуляния. Быть может, требуется помощь сильного пола: шишек, например, собрать для костерка, чайку вскипятить, благо кружки найдутся?
Надежда Константиновна была рада-радешенька, что он говорит молодо, бодро, с шутками, но сдерживала свою радость и сказала внешне даже строго:
— А вот когда слабый пол все приготовит, тогда и потребуется ваша помощь: сходить вниз, в кафе, и принести именно чайку.
— Гм. Увольте. Далеко, не донесем. И остынет. А вот пивка по кружечке можем доставить в полной сохранности, — весело сказал Ленин.
И тут Инесса обрадовала: