— Что же это вы, поручик? Уж от вас я такого не ожидала. — И приказала сестре: — Готовьте к операции. Живо, — прикрикнула она по-станичному.
Поручик слабо улыбнулся и негромко произнес:
— Я не умру, Надежда Сергеевна. Я — крепкий еще, так что не отпиливайте мою руку. У меня есть красивая невеста, ну, вы понимаете…
Надежда строго заметила:
— Перестаньте болтать глупости, никто вам руку отпиливать не намеревается. И невеста от вас никуда не денется.
Гангрены у поручика не было, а было нагноение возле кости, задетой осколком снаряда, и был сам осколок, засевший в ткани руки. Надежда удалила его, рану хорошо промыла и продезинфицировала, и все обошлось благополучно.
Следующий день был такой же, как и предыдущий: обход, перевязки, выдача лекарств, операции, и некогда было поесть как следует, а не только отдохнуть немного, а когда наконец Надежда выкроила несколько минут и хотела пообедать, ее позвала Вырубова.
— Управились, Наденька? Отдохните с нами и выпейте чашечку кофе, а то вам некогда было сегодня и пообедать как следует, — сказала она своим ласковым мелодичным голосом и шутливо добавила: — Наш гость и поклонник вашего медицинского таланта, Александр Дмитриевич, ничего и в рот не хочет брать без вас, так что присаживайтесь и будем вместе ухаживать за ним. Вы не возражаете, Александр Дмитриевич?
Гость поднялся из-за стола и восторженно произнес:
— Как можно, милейшая Анна Александровна?! Я бесконечно счастлив быть в обществе таких прекрасных дам. Позвольте ручку, милая Надежда Сергеевна, в знак моего глубочайшего уважения к вашему несравненному медицинскому таланту, о коем мне говорил ваш учитель и друг, доктор Бадмаев. А вы, оказывается, и операции делаете, — и он поцеловал руку Надежде своими холодными губами и поставил ей стул.
Надежда смутилась, лицо ее загорелось, и она растерянно произнесла:
— Благодарю вас, Александр Дмитриевич, за столь лестные ваши слова обо мне, но, право, я всего лишь медицинская сестра и такой чести не достойна. Доктор Бадмаев любит преувеличивать способности своих учеников.
— Не прибедняйтесь, не прибедняйтесь, Наденька, это вам ни к чему, — мягко пожурила ее Вырубова.
Она сидела в мягком желтом кресле, одетая в черное гипюровое платье, пышная и грудастая, и на ее миловидном лице играл румянец. Со стороны о ней можно было сказать: кровь с молоком, симпатичная, с кротким нежным ротиком и застенчивыми светлыми глазами, однако же — себе на уме, хотя держалась просто и непринужденно, независимо от того, с кем говорила. Но Надежда знала: от этой ничем не выделявшейся женщины иногда может зависеть судьба вельможи, и уже не раз думала: вот к кому надо обратиться по поводу Александра, но всякий раз пугалась одной мысли об этом, а не только разговора.
Вот и сейчас: Вырубова принимала товарища председателя Государственной думы Протопопова, приехавшего конечно же не только ради того, чтобы выпить вместе с хозяйкой чашечку кофе, а чтобы устроить какие-то свои дела владельца текстильных фабрик, конечно же тайно от своего патрона Родзянко, который терпеть не может как Вырубову, так и его, Протопопова.
Но, в конце концов, Надежде мало было дела до того, кто и зачем приезжал к Вырубовой, и она рада была бы лучше прикорнуть в своей комнатушке хоть на полчасика, пока ничего с кем-либо из раненых не случилось, но вместо этого ей вот надо сидеть за круглым столиком у Вырубовой, разливать кофе из серебряного кофейника в китайские чашечки и поддерживать разговор, благо она немного знала Протопова, который бывал у доктора Бадмаева, приезжая за лекарством. Но о чем ей говорить с товарищем председателя Государственной думы? Не о делах же государственных? Вырубова и то — сидит и вяжет впрок какие-то варежки для своих раненых и больше слушает гостя, чем говорит сама.
А гость все говорит: уже похвалил кофе и хозяйку, готовившую его лично, и уже рассказал, как Родзянко разъезжает по фронтам и возмущается всякими непорядками, особенно в делах снабжения армии боевыми припасами и обувью. И о кознях Гучкова против Сухомлинова упомянул как бы мимоходом, и все это — между чашечками кофе, которых он выпил уже три.
Надежда смотрела, смотрела и наконец сказала:
— Александр Дмитриевич, а вам нельзя пить черный кофе…
— В таком количестве, вы хотите сказать? — улыбнувшись, спросил Протопопов и добавил: — В таком случае налейте мне сливок немного.
Надежда налила в его фарфоровую чашечку сливок, он размешал их серебряной ложечкой и продолжал: