Михаил не сразу ответил, а прикурил угасшую сигару и сказал:
— Прибыл вспомнить с Невским дела дней минувших и прикинуть, что надобно делать сегодня-завтра, чтобы не повториться, не ошибиться вновь… Сигару хочешь? Гаванскую…
Штабс-капитан Бугров взял сигару, повертел ее в руке и спрятал.
— Посоветоваться приехал с Невским проспектом? — допрашивал он.
— С историей, с людьми, ее творившими здесь в пятом году. Нам-то не безразлично, куда она пойдет в ближайшее время, история. Ибо некоторые толкают ее то вправо, правее самого царя-батюшки, то влево, левее самого Бланки, то в откровенное болото. А историю надо не «толкать», а совершать. Ее творцу. Мастеровым революции. И подмастерьям. Нам с тобой.
Бугров печально произнес:
— Осталось мне теперь «совершать» историю, офицеру царской армии. Да и какие мы с тобой «мастеровые», прости?
— Если мы с тобой сгодимся всего только в подмастерья — это великая честь. Но дело не в этом. Дело в том, что настает пора смелее открывать солдатам глаза на происходящее. Первый, так называемый патриотический, угар начинает проходить, люди начинают прозревать самые темные, и наша обязанность — помочь им в этом. Так сказал Ленин.
Бугров даже понизил голос от удивления:
— Ты видел Ленина? Где, когда? Мне говорили, что его арестовали австрийцы в Галиции.
— Я видел его только тогда, вместе с тобой, в доме графини Паниной, на митинге. Сейчас не видел. Но он уже — на свободе, в Швейцарии поселился, — ответил Михаил и добавил: — От тебя скрывать не буду: я приехал с его поручением к питерцам. Надо поднимать людей против войны. Начинать поднимать, ибо это дело не одного месяца…
Бугров восхищенно качнул головой, посмотрел по сторонам, нет ли любопытных ушей поблизости, но ничего подозрительного не было видно. И сказал густым басом:
— Это — хорошо, что Ленин на свободе. Это очень хорошо. Но начинать пропаганду в войсках против войны еще рано, очень рано. Солдат, а офицер тем более, еще не понимает, что происходит на белом свете и во имя чего и кого ведется эта всеобщая бойня народов. Потребуется много времени, чтобы спекуляция на чувствах народных, предательство интересов и чаяний России предстали бы перед армией во всем своем омерзительном виде. Но я согласен с тобой: начинать рано или поздно придется.
Михаил неожиданно сказал:
— Вот ты и будешь начинать у себя, когда вернешься на фронт.
— Я? — удивился Бугров. — Офицер и кавалер Георгия?
— Вот именно, офицер и кавалер Георгия. В пятом году ты хорошо знал, что надобно делать подмастерьям революции. И старался кое-что делать, но не твоя вина, что не успел, не смог сделать как гражданин, как инженер, как революционер. Но теперь другие времена, мой дорогой Николай Бугров. И другие песни должны петься, — это я тебе уже как бывший маленький композитор говорю, чтобы ты немножко улыбнулся, а то ты слишком серьезный и мрачноватый.
— Улыбнусь, не изволь беспокоиться, — произнес Бугров. — Там, где потребно будет, а здесь…
Он замедлил шаг, потом вовсе остановился и придержал Михаила за руку.
— Мария. Идет нам навстречу. И спешит. Что-то еще случилось? — беспокойно произнес он, подняв высоко голову и взглядом следя за Марией. — Она вчера поссорилась с Надеждой.
Михаил Орлов тоже поднял голову, поправил очки, но никакой Марии в толпе не видел и разочарованно произнес:
— Голодной куме хлеб на уме… Никакой Марии нет, одни сестры милосердия мелькают в толпе.
— А она и есть сестра милосердия. Тс-с. Газеты что-то пишут о нашей армии.
Подростки-газетчики действительно бойко выкрикивали:
— …доблестная первая армия Ренненкампфа гонит пруссаков к Берлину!
— …доблестные союзники отступают… французы отступают к Вердену.
— …Генерал Самсонов взял Сольдау, Нейденбург и теснит противника к Берлину!
Бугров покачал головой и недовольно заметил:
— Чушь первородная. До Берлина — как до неба. И кто им присылает такие данные? — и пошел купить газету, бросив Михаилу Орлову: — А ты задержи Марию, не то потеряем в толпе.
Михаил Орлов близоруко посмотрел вперед, но Марии не увидел и подумал: «Испарилась, что ли? А быть может, и к лучшему? Мне-то нет времени занимать ее, через час идет поезд в Царское, так что я смогу еще до вечера навестить Надежду. Она определенно должна более подробно знать об Александре…»