Сухомлинов налился злостью, встал с кресла и сухо произнес:
— Хорошо, господин посол. Я доложу о вашей просьбе великому князю.
— Я доложил три дня назад, но великий князь молчит, не хочет решить, — сказал Бьюкенен.
Сухомлинов едва не воскликнул: «Так какого же вы рожна пристали ко мне, как банный лист?» — но послу Великобритании так не скажешь, накляузничает царю при первой же возможности. Впрочем, государь-то не очень жалует его вниманием: на одном из обедов даже не удостоил его чести, хотя Бьюкенен становился и так и этак, чтобы попасть на глаза императору, и был замечен лишь в третьей позиции, удостоившись царского рукопожатия и пожелания спокойной ночи. Только и всего: «Спокойной ночи, господин посол», — вспомнил он давний случай в Царском и еле приметно улыбнулся.
Бьюкенен заметил эту улыбку и спросил:
— Господин военный министр хочет мне сказать что-то очень приятное о наступлении русской доблестной армии? О, я знаю, все пруссаки побежали в Берлин, и Вильгельм хватает голову руками от ужаса. Браво русским, господин министр!
Сухомлинов, в тон ему, сказал:
— А я знаю, что Жоффр и Френч тоже «хватают голову руками». От ужаса перед двумя армиями противника, Клука и Бюлова, заходящими справа на Париж. Согласитесь, господин посол, что марш германцев через Бельгию можно было предвидеть в прошлом столетии.
Это было явное неуважение к союзникам, и Сухомлинов знал, что чванливому послу Англии это не понравится, но должен же кто-нибудь сказать этим настырным господам, Палеологу и Бьюкенену, что они находятся в Петербурге, а не у себя дома и должны вести себя соответственно, а не садиться на шею России с бесцеремонностью, достойной лучшего употребления?
Бьюкенен, к удивлению Сухомлинова, не обиделся, а лишь сказал:
— Англия имеет первоклассный флот, но не имеет первоклассной армии. Франция имеет первоклассную армию, и не понимаю я, почему генерал Жоффр отступает. Не может же сэр Черчилль высадить наш флот на французской земле?
Сухомлинов согласно кивнул головой. Что правда, то правда: флот на сушу не высадишь. Однако…
— Однако, — сказал он без всякой дипломатии, — сэр Черчилль не помешал же своим могущественным флотом пройти через Гибралтар «Гебену» и «Бреслау» и благополучно достичь Босфора, что ничего хорошего России не сулит. Впрочем, вы и в японскую кампанию пропустили в Японию построенные в Италии крейсера «Касуга» и «Ниссин». Равно как и помешали адмиралу Того прекратить сражение с русскими, как он хотел сделать, не добившись успеха своих атак. И если бы не вы — наш флагман «Цесаревич» мог бы и не быть подбитым, и вся кампания могла бы закончиться иным исходом.
Бьюкенен ответил горячо, протестующе:
— Это не относится к делу, господин министр, это было давно. А сейчас британский флот стоял на Мальте, а «Гебен» и «Бреслау» проходили мимо Тулона, где был французский флот, который мог потопить дредноуты в считанные минуты, однако не сделал этого.
Сухомлинов с грустью подумал: «Англия остается Англией: все должны таскать каштаны из огня для ее короны», но ничего не сказал, а посмотрел на часы в углу, сверил со своими, уходившими на десять минут вперед, и встал, давая понять, что разговаривать более не о чем.
Бьюкенен раздраженно спросил:
— Более военный министр ничего мне не скажет?
— Я сказал все, господин посол. Даст верховный корпус для вас — значит, даст. Нет — так нет.
— Но Франции он дает три корпуса! — ревниво воскликнул Бьюкенен.
— Пока нет.
Тогда Бьюкенен вновь встал в позу ревнителя интересов своей союзницы Франции и сказал почти с угрозой:
— Я буду телеграфировать Лондон, сэру Грею, что военный министр России не желает нам давать помощь три-четыре корпуса.
И Сухомлинов с великой досадой ответил:
— Господи, да дадим мы вам четыре или три корпуса, не гоните нас в шею только! У нас нет сейчас отмобилизованных корпусов — вы это можете понять наконец, господин посол?
Бьюкенен нетерпеливо спросил в свою очередь:
— А господин военный министр может понять меня? Ваша столица находится от германской армии сколько верст? Более тысячи верст. А Лондон находится двести километров. К вам цеппелины не долетят, а к нам могут летать туда-сюда. Подумайте, как это опасно для нас! Что же, переносить нам Лондон в Канаду?