Сухомлинов вздохнул во всю свою большую грудь, затянутую черным гусарским мундиром с золотыми галунами и Георгиевским крестом, и досадливо подумал: «А и настырный вы, господин посол. Бьюкенен вон, ваш английский коллега, и в ус не дует, а вы пристаете с ножом к горлу, опасаясь, как бы вас# не послали в отставку за спокойствие. Напиши я великому князю — обидится, что, мол, вмешиваюсь в его дела; не напиши — вы накляузничаете государю, а то и Родзянко, что, мол, военный министр не желает помочь союзникам, а тот — шепнет Гучкову, и пойдет писать губерния, как то было в их крамольной Третьей думе с помощью этого прохвоста Гучкова… Беда с такими союзничками!»
И наконец взял ручку, макнул перо в чернильницу и бархатистым голосом сказал:
— Диктуйте уж, я — к вашим услугам, — и написал великому князю в Барановичи то, что продиктовал Палеолог. За своей подписью.
Красивыми зелеными чернилами.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Едва Палеолог ушел, как раздался телефонный звонок прямого с Царским Селом провода, и в трубке послышался вялый, будто спросонья, голос царя:
— Здравствуйте, Владимир Александрович… Правда ли, что с нашего восточного театра на запад передислоцируются несколько корпусов восьмой немецкой армии?
Сухомлинов даже привстал с кресла, будто царь был перед ним, потом встал во весь рост и ответил взволнованно:
— Здравия желаю, ваше величество. Передислокация корпусов противника на запад — это чистейшая выдумка или Палеолога, или Жоффра, телеграмму от которого он якобы получил. Он показывал ее мне.
— Сергей Дмитриевич говорил мне в телефон о том же. Но я получил подобную телеграмму от президента Пуанкаре, вернее, телеграмму об очень серьезном положении Жоффра. Вы находите, что это сообщение наших союзников соответствует действительности?
Сухомлинов уже стоял навытяжку и думал: насколько серьезно положение союзников? Но ведь наш военный атташе полковник Игнатьев пишет: очень серьезное. А между строк можно прочитать и так: союзники почти разбиты. Если русские немедленно не отвлекут на себя значительные части немецких войск на восток — положение Жоффра станет безнадежным. И хотел так именно и ответить царю, но побоялся: подумает, что он, военный министр, желает неудачи союзным войскам.
И ответил уклончиво:
— Ваше величество, положение союзников, конечно, трудное, Жоффр все время отступает, но у него имеется около полутора миллионов штыков, что вполне достаточно, чтобы дать решительный отпор немцам.
Царь помолчал немного и продолжал:
— Великий князь Михаил Михайлович писал мне, что в Лондоне необычайный подъем и что лорд Китченер уже завербовал в свою армию четыреста сорок тысяч рекрутов, и вдруг такой пассаж: отступление.
— Я полагаю, ваше величество, что это — маневр Жоффра, — сказал Сухомлинов, чтобы успокоить царя, хотя он не очень и волновался.
— Я говорил с великим князем Николаем Николаевичем. Он сказал, что данное отступление соответствует правилам стратегии, и верит, что генерал Жоффр скоро перейдет в атаку. И еще он сказал, что у него имеются иные сведения, а именно: что противник передислоцирует несколько корпусов с запада на наш фронт. Как вы полагаете, это возможно? — спросил царь.
— Вот это возможно. Вполне, ваше величество, — машинально подтвердил Сухомлинов. — То есть я хочу сказать…
— Благодарю, Владимир Александрович.
— Я послал телеграмму великому князю по просьбе посла.
— А Жилинскому не посылали? Почему он медлит с решительной атакой противника?.. Вы ведь его настоятельно рекомендовали на пост главнокомандующего Северо-Западным фронтом, равно как и Самсонова. Между тем Самсонов шел к границе целую неделю и потерял драгоценное время.
— Осмелюсь заметить, ваше величество, что генерал Самсонов шел в сутки по двадцать верст по пескам и бездорожью. Все дело в том, что действия Самсонова и Ренненкампфа не были согласованы и армии воюют порознь. Но мне не положено вмешиваться в дела верховного, ваше величество, — сказал Сухомлинов и подумал: «Что это государь так разговорился? Из него обычно слова приходится вытаскивать клещами. Встревожен сведениями Палеолога?»