— Остолоп, — заметил Родзянко. — Скажите ему, что я внесу запрос на заседании Думы, как только она начнет свои занятия, и просвещу его с трибуны, кто и чем должен заниматься.
Сухомлинов сказал в трубку:
— Михаил Владимирович намеревается внести запрос правительству на заседании Думы, и тогда вам несдобровать… Миллиона два еще наберется в лабазах? Так бы и говорили… Нет, представьте мне соответствующий доклад, я буду на днях на высочайшем приеме у государя и доложу ему. Я закончил разговор, — заключил он, как царь, и, повесив трубку, дал отбой и спросил у Родзянко: — Слышали? Сапог вполне достаточно, так что ваша миссия значительно облегчается. Но забастовщики тормозят.
— На забастовщиков есть полиция и казаки, так что неча на зеркало пенять. И тем не менее я прошу вас помочь мне. Шуваев ничего толком не знает и верит своим чиновникам больше, чем следует, — настаивал Родзянко и продолжал: — Прикажите воинским присутствиям или кому там положено по вашей части, поставьте сей предмет в совете министров, а я поговорю с Горемыкиным, чтобы мне разрешили созвать съезд земских управ, на коем мы все и решим. Надо поднять на ноги все губернии, ибо в одной губернии есть кожа, в другой — дратва, в третьей шпильки и гвозди. Надо все это соединить в одно целое, а без сил общественных здесь ничего сделать не удастся. От Думы я привлеку Протопопова.
— Ну, это не по моей части, земские управы, это по ведомству Маклакова, министра внутренних дел, — заметил Сухомлинов, но пообещал: — Однако я помогу вам и внесу представление в совет министров от имени военного министерства… Полагайте, что этот вопрос мы решили.
— До решения еще далеко, но я рад, что мы нашли с вами общий язык, и сегодня же напишу об этом в ставку великому князю… Далее: моя жена, которая попечительствует над делами санитарными, сообщила мне, что Евдокимов не разрешает добровольцам-медикам прилагать свои силы и способности к делу ухода за ранеными, а своих сил у него недостает. В результате неразберихи в его управлении раненые по многу дней лежат неперевязанными, вовремя не эвакуируются, прибывают в тыловые лазареты и госпитали в товарных вагонах, на голом полу, даже без матрацев.
— Что вы рекомендуете мне сделать, Михаил Владимирович?
— Уволить Евдокимова от должности начальника Главного военносанитарного управления и поставить на его место государственного человека. Незамедлительно уволить, пока о такой его распорядительности не узнало общество.
— То есть не узнала Дума, вы хотите сказать? — настороженно спросил Сухомлинов.
Родзянко недовольно ответил:
— Я сказал то, что сказал. Или я обращусь к великому князю в ставку, или к государю, или государыне. Впрочем, она меня терпеть не может и, говорят, покровительствует этому господину. Я обращусь к Марии Федоровне, старой императрице.
Сухомлинов был в затруднительном положении. На Евдокимова уже были жалобы, но ему действительно покровительствует царица. И Родзянко она терпеть не может, впрочем, как и сам царь, считая его главным среди думских смутьянов. И еще не любят из-за Распутина, которого Родзянко поносит неустанно.
И ответил уклончиво:
— Я обещаю вам, Михаил Владимирович, доложить государю. Более пока, извините, ничего обещать не могу.
— Трусите? Государю я и сам доложу, бес посредников, — грубо произнес Родзянко и подумал: «Стоило ли продолжать дальнейший разговор? Этот лукавый царедворец ничего не хочет решать сам. Зря я приехал к нему». И наконец, спрятав свой огромный платок, который все время держал в крупных руках, сказал: — Ну-с, и последний вопрос — о снарядах. С фронтов поступают сведения, что снарядов не хватает…
Сухомлинов незаметно посмотрел на дверь — плотно ли закрыта — и сказал:
— А здесь вы должны помочь мне, глубокоуважаемый Михаил Владимирович. Государь говорил мне в телефон об этом, но сей вопрос весьма щекотлив, ибо он входит в прерогативу его высочества…
— Великого князя Сергея Михайловича, коего следует давно уволить от этого тяжкого бремени? — продолжил его мысль Родзянко так просто, как будто речь шла о каком-то ординарном чиновнике, и добавил: — Поскорее уволить надо потому, что может разгореться скандал. На вашу голову притом. Великие князья еще никогда ни за что не отвечали.