Сухомлинов вздохнул с облегчением. «А с этим несговорчивым думским патриархом, кажется, можно сговориться, свалить великого князя мне не под силу», — подумал он, но решил все же удостовериться хорошенько, как далеко пойти может Родзянко:
— Не положено мне, министру правительства, действия коего Дума критикует на каждом своем заседании, но так и быть, рискну, — сказал он, явно играя в дружбу. — Вы намерены серьезно поставить сей вопрос…
С Родзянко играть было ни к чему, он все видел отлично и ответил запросто:
— Поставлю перед его величеством незамедлительно, пока оный великий князь не промотал все деньги, утвержденные Думой по смете военного министерства, на подарки не промотал Кшесинской. И вашего Кузьму-Караваева тоже надо гнать в шею.
— Кузьмина-Караваева, вы хотите сказать? — весело спросил Сухомлинов. — Его зовут Дмитрием Дмитриевичем.
— Это меня мало занимает… Итак, могу ли я полагать, что вы мне посодействуете? — спросил Родзянко и встал, показывая, что более у него ничего к военному министру нет.
Сухомлинов был почти в восторге: такого чертолома заполучить к себе в помощники — можно ли мечтать о большем? И не важно, что поделка сапог прямого отношения к нему, военному министру, не имела, кое-что тут конечно же можно сделать доброе для армии и, кстати, показать всем шептунам и недоброжелателям, что он, Сухомлинов, не чурается и сапог, черт с ними, и лишь бы солдатушки-братушки могли ходить в атаку чин чином, как все солдаты. Важно что устранение от должности главного бездельника в артиллерии, генерал-инспектора великого князя, поможет людям понять, где зарыта собака. Верховный, Николай Николаевич, не будет валить все шишки на военное министерство.
И Сухомлинов уже готов был задержать своего нежданного союзника и пригласить его отобедать с ним:
— Михаил Владимирович, а быть может, отобедаем у меня и там обсудим все в подробностях? Час уже подходящий, — посмотрел он на башенные часы, показывающие начало второго часа пополудни. Родзянко видел его насквозь и подумал: «Шельма генеральская.
Он полагает, что меня можно заманить в крайне сомнительный салон его Катеньки». И ответил с обычной грубостью:
— Вы генерала Джунковского пригласите, чтобы он хорошенько понаблюдал, как жандарм, кто околачивается всегда в вашем салоне. — И, достав из кармана золотые часы, открыл крышку, посмотрел на них и заключил: — К тому же ваши отстают на десять минут. А мне как раз десяти минут уже не хватает, у меня разговор с Протопоповым и Гучковым.
У Сухомлинова при упоминании имени Гучкова дыхание перехватило от закипевшей злобы, а тут еще намек на неблаговидность его знакомых. Но перед ним был Родзянко, гроза министров, и надо было сделать вид, что ничего особенного он не сказал.
— Не смею настаивать, Михаил Владимирович. Хотя и сожалею крайне, — произнес он с деланной искренностью и тоже, выбравшись из кресла, вышел к Родзянко, измерил его любопытным взглядом с ног до головы и заметил как бы дружески: — Мощный вы человек и грозный глас народный, Михаил Владимирович. Завидно, честное слово.
— Самый большой и самый толстый в России — как я говорил наследнику, когда был представлен его величеством, — сказал Родзянко-и спросил без всяких околичностей: — А вам-то, с вашего позволения, к чему такая мощь? Впрочем, говорят, что у вас очень красивая, к тому же молодая жена, так что я вас понимаю. Но коль взялся за гуж, не говори, что не дюж, мой дорогой.
Сухомлинова передернуло: эка мужлан и нахал! Но ответил:
— На все воля божья, Михаил Владимирович.
— Вот так-то лучше, — произнес Родзянко и, попрощавшись, торопливо покинул кабинет.
Сухомлинов проводил его до двери, потом закрыл ее поплотнее и вслух сказал с яростью:
— Чтоб ты подох, жирный боров!
В это время зазвонил телефон прямого провода в Царское Село. Сухомлинов приосанился, поправил Георгиевский крест и торопливо подошел к столу. Покрутив ручку аппарата, он взял трубку и произнес торжественно и официально:
— Военный министр у аппарата.
И услышал мелодичный голос Вырубовой:
— Здравствуйте, Владимир Александрович. Вы мне звонили?
Сухомлинов расплылся в улыбке и ответил:
— Здравствуйте, дорогая Анна Александровна. Звонил, но вас… Да, я знаю… Обо мне?.. Спрашивала? Что именно интересовало ее величество? Так, так… Я рад безмерно, дорогая Анна Александровна, и полагаю за великое счастье коленопреклоненно предстать перед их величествами в любое благоугодное для их величеств время… Благодарю вас от всего сердца, дорогая Анна Александровна. Да, я знаю и весьма счастлив, что старец благополучно возвращается к нам… С превеликим удовольствием. Сегодня. Слушаюсь, Анна Александровна! Буду ровно в шесть, Анна Александровна… До свидания, милейшая Анна Александровна, — говорил он в трубку и все время кланялся и расшаркивался, а когда трубка умолкла, он положил ее на место, покрутил несколько раз ручку и, сев в кресло, вздохнул с великим облегчением. — Вот так, господа родзянки, гучковы и прочие думские смутьяны. Вы можете витийствовать, сколь душе угодно, а Сухомлинов был и будет. И возможно, не только здесь, в сем кабинете…