— Да. Ошибаешься.
Вырубова знала английский язык и смущалась, что монархи при ней говорят о положении дел на фронте, но не удивилась, что царица осведомлена о них не хуже военного министра, ибо Ренненкампф регулярно сообщает ей обо всем, что делается на его театре. И Сухомлинов, видимо, рассказывал, и Сазонов, да и сам царь не скрывал от нее своих намерений и мыслей, но сейчас он был или уставший крайне, или не в духе, и ему явно не хотелось говорить не только о войне, а вообще о чем-либо.
И в уме выговаривала царице: «Он пришел просто отдохнуть. У него глаза ввалились, и я не могу на него смотреть без сожаления. А вы — с расспросами, ваше величество. Какое нам, женщинам, дело до того, кому и как надлежит воевать, наступать или отступать? Смешно слушать же, безусловно. Уж лучше бы с вами продолжать бабские разговоры о том о сем, право, это нам куда сподручней».
Царица между тем продолжала:
— И что ты намерен делать, мой дружок? Быть может, следовало бы произвести несколько атак в направлении Львова, дабы отвлечь силы неприятеля, — она так и сказала: «неприятеля», а не «немцев», — из Восточной Пруссии — в Галицию? А тем временем Ренненкампф и Самсонов соединятся и поведут атаки общим театром? Если ты, разумеется, не раздумал наступать на Берлин.
Царь пыхнул дымом папиросы несколько раз кряду, посмотрел, как он синими облачками уходит под золоченый потолок, и ответил:
— Львов скоро падет. Рузский нацелен прямо на него. А Брусилов зайдет с левого фланга.
И тут царица преобразилась: лицо ее посуровело, глаза сузились, синие губы поджались в державном пренебрежении, и она сказала, как повеление изрекла царское перед смертными:
— Вот кого надлежало назначить на должность командующего Северо-Западным фронтом. Жилинский, ради холуйства перед Жоффром, готов в петлю лезть, не считаясь ни с какими потерями в нижних чинах и офицерах. Николаша плохо знал своих генералов, а Янушкевич и рад был подставить Жилинского, хотя-ты, кажется, хотел назначить на эту должность Брусилова. Не так ли?
Царь все с той же неохотой ответил:
— Брусилов предполагался быть назначенным на должность Самсонова. Однако теперь поздно говорить об этом.
— Но Самсонов не умеет командовать! — с возмущением произнесла царица.
— Александр Васильевич умеет командовать, что и доказал в маньчжурскую кампанию, но ему не помогает Ренненкампф. Как не помог и в маньчжурскую кампанию, — невозмутимо ответил царь и опять пыхнул дымом.
Но царица и не заметила его и продолжала:
— Ренненкампф принудил восьмую армию неприятеля к бегству, а Самсонов все еще топчется в районе Сольдау. Разве этого недостаточно для того, чтобы его заменить?
— Великий князь Николай Николаевич не станет его заменять в такое время, когда бои на фронте второй армии Самсонова принимают кризисное состояние.
Вырубова заметила: царицу передернуло при упоминании имени великого князя Николая Николаевича — и подумала: «Наступил на больную мозоль. Чтоб знала свой шесток и не совала бабский нос в государственные дела. Десять лет сует, это же ужас!»
Царица обидчиво, если не назидательно, сказала:
— Ты — верховный вождь России и армии и можешь повелеть Николаше все, что ты считаешь благоразумным. Прости меня, я женщина, но я — твоя жена и царица и хочу быть тебе полезной во всем, мой дружок. А мне кажется, что Николаша слишком много присвоил себе прав и обязанностей. Ты должен был за одно польское воззвание сделать ему замечание. «Заря новой жизни занимается для вас» — так, кажется, он писал полякам? Какая может быть «заря» для быдла — не понимаю.
Царь словно и не слышал последних ее слов и сказал:
— Его высочество честно исполняет свой долг перед престолом и отечеством и с божьей помощью одолеет врага.
О том, что «Воззвание» к полякам утвердил он, — не сказал.
Царица продолжала свое и спросила:
— Ты ничего не ответил на вопрос о Берлине, мой дружок; фон Мольтке прислал новое командование восьмой армией, откопав в Ганновере Гинденбурга. Эта старая рухлядь давно все перезабыла, и ты мог бы воспользоваться таким благодарным случаем и обрушиться на него всеми силами Ренненкампфа и Самсонова прежде, чем он освоится с делами Притвица. Как ты полагаешь?
Царь сидел, как каменный идол, и курил и, казалось, вовсе и не слушал, что ему говорят, а Вырубова следила за ним, как кошка за мышью, и говорила ему: «Не отвечай. Молчи и не отвечай. Она разболтает всем при дворе».