Царь поймал ее тайный взгляд и ответил царице общей фразой:
— Его высочество и намерен наступать всеми силами.
— И когда, когда это произойдет? Говорят, что пруссаки находятся от Парижа в нескольких километрах. Это правда? — не унималась царица.
— Правда. В двухстах с небольшим верстах.
Царица вздохнула и печально произнесла:
— Мой бог, сколько безвинных людей страдает от этой ужасной войны! Говорят, немцы заточили, — она впервые произнесла слово «немцы», — во дворце в Нюрнберге маленькую герцогиню Люксембургскую, Марию! Какой позор!
Царь продолжал молчать и уже закурил вторую папиросу, а недокуренную первую отнес к столику, на котором стоял графин с сельтерской, и ткнул ее в хрустальный поднос ожесточенно, нетерпеливо.
Царица наконец подняла глаза, увидела, что он курит новую папиросу, и сказала сердобольно:
— Я понимаю, тебе трудно, мой дружок, одному приходится нести тяжкий крест войны, как главе России, но ты вели своим военным, чтобы и они разделили с тобой эту горькую ношу. И еще вели полковым священникам, чтобы они проповедовали солдатам, что победа еще не означает грабежей и что чужая собственность тоже является священной и неприкосновенной. Мне хочется, чтобы во всех странах к нашим солдатам относились не только со страхом, но с уважением и восхищением. Эта война должна быть здоровой и должна пробудить застоявшиеся благородные мысли у каждого.
И тут царь сказал негромко, но достаточно вразумительно:
— Дорогая женушка, царю можно лишь советовать, но не повелевать.
И встал, давая понять, что разговаривать более не намерен. Потом отнес стул на место, к стене, рассеянно посмотрел на развешанные всюду портреты и расставленные там и сям безделушки и произнес:
— А не прогуляться ли мне немного? Погода прекрасная.
Лицо Вырубовой загорелось румянцем: после прогулки царь обычно навещал ее, но она сделала вид, что не придала его словам значения, и продолжала вышивать свои инициалы гладью, крупно.
А царица повинно произнесла:
— Извини свою болтливую женушку, но я всего лишь хотела помочь тебе своим маленьким участием в страданиях России, — а в уме продолжала: «Не любит он меня. Мой бог, что я должна, что обязана еще делать, чтобы вернуть его уважение и любовь? Он до сих пор не может простить мне, что я была равнодушна к нему в первые годы замужества, и ревнует к Гене. Или до сих пор не может простить моего увлечения генералом Орловым? Но господь наш всевидящий свидетель, что то была детская любовь. Это далеко не то, что его связь с этой мерзавкой, балеринкой Кшесинской, которой он построил дворец. Слава богу, что ее подобрал великий князь Сергей Михайлович, не то я сошла бы с ума».
И сказала:
— Зайди к бэби, — имела в виду наследника, — прогуляйтесь вместе. Погода действительно чудесная.
— Бэби катается на автомобиле.
— Ах да, я и забыла. Что-то хотела еще сказать тебе и тоже забыла. Да, о сыне нашего друга: Ники, солнышко мое, говорят, ты намерен призвать в действующую армию ратников второго разряда? Это правда?
Царь уже готов был уходить, но задержался, посмотрел на нее в полном недоумении или осуждении и ответил:
— Его высочество великий князь Николай Николаевич пока ничего мне не говорил. А почему тебя это интересует?
— Сын нашего друга, Дмитрий, состоит в ратниках второго разряда. Если его призовут — это будет трагедия для Григория Ефимовича и всей его семьи. Единственный сын и кормилец все же.
Царь подумал немного и сказал более чем равнодушно:
— В призыве ратников второго разряда в действующую армию пока нет необходимости, так что у Григория Ефимовича нет причин волноваться…
— Благодарю, мой дружок, — произнесла царица действительно благодарно и переглянулась с Вырубовой, как бы говоря: «Напрасно мы просили Сухомлинова и открыли ему свои карты. Узнает его красавица Катрин, проболтается в своем салоне, и весь Петербург будет наводнен гадкими сплетнями по моему адресу. А у нее там всякая шваль околачивается, начиная от Андронникова и кончая бесчисленными родственниками. Ненавижу. Всех! Весь этот Петербург!» — заключила она и спросила, желая задержать царя: — А быть может, лучше сыграешь с нами в домино, мой дружок? Мы показали бы, как надо играть с дамами.
Царь отмахнулся и сказал по-русски:
— Голова болит ужасно, благодарю. Желаю всех благ. До свидания, Аня. Я скажу Федорову, чтобы он уложил тебя в постель на несколько дней. А лучше, если тебя посмотрит княгиня Гедройц Вера Игнатьевна. Она — доктор медицины.