И он сказал:
— Я слушаю тебя, отец. Только прошу тебя: не витийствуй особенно и не колеси, как Сазонов, вокруг да около, а говори прямо: чем я обязан и что ты хочешь от меня?
— Скажу, не торопись, — уставшим голосом, как больной, ответил Бугров-отец и немного помолчал.
Понимал он, ненавидит его сын лютой ненавистью и слушает лишь приличия ради, потому что поодаль гуляли офицеры и посматривали в их, Бугровых, сторону с любопытством и уважением, и ссориться на людях было не очень достойно офицера. Да и он, отец, не горел особенным желанием разговаривать с сыном и унижаться на старости лет, но жена, дочь и даже зять, муж дочери, так насели на него в последнее время, что он сдался и обещал сделать все, чтобы восстановить семью. И действительно, кое-что уже сделал: купил дом, купил службу для сына, выписал чек Вырубовой на двадцать тысяч рублей в дар лазарету за сохраненную сыну руку и получил заверение Вырубовой, что она позвонит кому следует и поможет в определении штабс-капитана Бугрова на службу здесь, в Петербурге. Но…
— Но, — задумчиво и беспокойно сказала Анна Александровна, — но у него — роман с сестрой милосердия Марией, которая, как мне сообщил Владимир Александрович, дядя ее, рвется на театр военных действий и конечно же увлечет за собой и нашего с вами подопечного, штабс-капитана. Хотя, по совести говоря, она не очень достойная партия ему: ее так великодушно обласкала государыня, случайно встретив в парке, а она, негодница, вела себя до этого крайне неподобающе к имени высокоуважаемых государыней и всеми нами людей. Мне казалось, что ей не на театр военных действий потребно ехать, а куда-нибудь на богомолье отправиться следовало бы.
Бугров-старший был удивлен: фрейлина государыни снисходит до таких, в сущности, мелочей? Ему неведомо было, что Вырубова сама стала оказывать его сыну знаки внимания и более всех была заинтересована в том, чтобы далеко от себя его не отпускать, и тотчас согласился:
— Условились, достопочтенная Анна Александровна. Со своей стороны я сделаю все, что в таких случаях подобает делать родителю. И позвольте мне, сермяжному, выразить вам за столь ревностное участие в судьбе моего неблагодарного отпрыска мою глубочайшую признательность… На потребы вашего высокочтимого учреждения, носящего имя преосвященного Серафима.
И подписал еще один чек, на этот раз — на десять тысяч.
Поэтому сейчас он и спросил у Бугрова-сына в первую очередь:
— Сестра твоя, Анна, говорила как-то мне, что у тебя — роман с некоей Марией, не то баронессой, не то такой же дворянкой, как и ты?
— Правда. Но не роман, отец, а нечто большее, — ответил Бугров-младший.
— А она любит тебя по-настоящему или так, барской прихоти ради, строит тебе глазки, извини?
Бугров-сын недовольно заметил:
— Прекратим об этом, отец. Я не желаю, чтобы ты вмешивался в мою интимную жизнь.
Бугров-отец исподлобья бросил мрачный взгляд на офицеров и спросил:
— Разве это лишь твоя жизнь, коль сия девица и будущая моя невестка изволила весьма неблаговидно вести себя в лазарете фрейлины государыни и непристойно выражалась по адресу уважаемых самой государыней людей? Зачем нам, Бугровым, нужна такая невестка, а тебе — супруга? Мало у тебя своих неприятностей? Или у меня?
Штабс-капитан Бугров все понял. «Надежда наболтала. Или сама фрейлина? Далеко родитель пробрался, к Вырубовой, что сделать не так-то легко и просто. Значит, купил и эту дорожку. Крепка хватка деда: покупать все, даже господа бога, если обстоятельства требуют, как говаривал дед», — подумал он и негромко произнес:
— Отец, мы не сможем продолжать подобный разговор. На нас обращают внимание мои друзья офицеры и конечно же пристанут с расспросами.
— А ты и расскажи, о чем мы беседуем.
— Если я расскажу, чем тебе не понравилась Мария, — поверь, все офицеры, которых ты видишь, одобрят ее поступок и осудят тебя. Так что будет куда благоразумнее, если мы на этом и закончим нашу затянувшуюся беседу. Извини, но, честное слово, я не могу более ничего сказать тебе доброго, — сдержанно сказал Бугров-младший. И неожиданно добавил: — Мария говорила о некоем хлыще и святом черте совершенно справедливые слова.
Бугров-старший испуганно спросил:
— О… О том самом…
— О нем, отец.
— Да, но Анна Александровна… Неужели она… О, черт, я сойду с ума, — с искренним огорчением и разочарованием произнес Бугров-родитель и некоторое время молчал в глубокой задумчивости и тревоге.