— Я — не доносчик, а есть офицер, господин генерал, — но блокнот спрятал в широченный наружный карман френча.
Самсонов вспомнил слова полковника Крымова: у нас на левом фланге ненадежные командиры корпусов, Артамонов и Кондратович. И это недалеко от истины. Но как изменить положение? Прямых указаний на это нет. И, взяв у Постовского бумаги, стал читать их. Потом прошелся по кабинету, глубоко задумавшись, и наконец тревожно произнес:
— Гинденбург и Людендорф решили воспользоваться бездействием нашей первой армии. Ренненкампф ищет первый корпус Франсуа под Кенигсбергом, а он, что уже ясно, начинает прибывать на наш левый фланг…
Он сел за стол, опять посмотрел на донесения и закрыл папку.
— Вот так, майор, — сказал он, обращаясь к Ноксу. — Наши центральные корпуса продвигаются вперед, на север, а в это время противник намеревается зайти им в тыл. Вам не кажется, что мы втягиваемся в мешок, последствия коего нетрудно предвидеть? Париж, разумеется, надо спасать, и Лондон надо защищать от цеппелинов. Однако У вас более миллиона штыков, могли бы и сами, по крайней мере, защититься, если не прогнать противника на его территорию.
Нокс бросил на него удивленный взгляд и не знал, что и сказать: сказать, что он, генерал, сошел с ума, коль не желает понять катастрофического положения союзников, — будет грубо; сказать, что русские До сих пор не изгнали противника из Восточной Пруссии, хотя обещают сделать это с первых дней воины, верховный главнокомандующий обещает и сам монарх, — тоже будет не очень тактично, тем более что этому строптивому Самсонову не нравится, когда говорят плохо о верховной власти. И сказал:
— Господин генерал, Англия послала в помощь нашему общему делу экспедиционный корпус, — разве это не доказывает ее верности союзному долгу? Лорд Китченер собирает четыреста тысяч волонтеров — разве это не говорит о том, что мы будем воевать до полной победы? Если я передам ваши слова сэру Вильямсу, уверяю вас, что это не произведет на него джентльменского впечатления.
Самсонов недовольно заметил:
— Майор, мы с вами — солдаты и ведем войну, а не гарцуем на рысаках вокруг Гайд-парка. Если вы с этим согласны, я был бы рад услышать ваш, представителя союзников, совет, как еще надлежит воевать с немцами?
— Наступление — лучший способ войны, ваше превосходительство. Только атака.
— Но вы-то пока отступаете, — вмешался в разговор певучим голосом Постовский, поправляя пенсне.
Нокс встал, надменно и официально спросил:
— Что вы позволите мне, ваше превосходительство, передать моему начальству при вашей ставке верховного главнокомандующего?
Постовский ответил:
— Вы сделаете нам большое одолжение, господин майор, если сообщите генералу Вильямсу, что мы наступаем без сна и отдыха, исчерпали запасы продовольствия, расстреляли боевые припасы, но продолжаем атаковать противника со всей решимостью, как вы, союзники, и требуете от нас, и, таким образом, исполняем свой союзнический долг ревностно и со всем усердием.
Он сказал это искренне, без тени иронии, но Нокс не понял его, обиделся и, откозыряв, быстро пошел из кабинета, будто его в шею гнали. И в двери едва не столкнулся с генерал-квартирмейстером.
— А-а, господин Филимонов? А я вас ищу. Прошу ко мне на несколько минут, — сказал он удивленному Филимонову и вышел в приемную первым.
Филимонов с недоумением посмотрел ему вслед, потом вопросительно посмотрел на Самсонова и Постовского и спросил:
— Муха, что ли, его укусила? Спать пора ему в это время…
Нокс заглянул в кабинет и настойчиво повторил:
— Господин генерал-квартирмейстер, я жду вас.
И Филимонов разъярился:
— Майор, вы напрасно полагаете, что русский генерал непременно должен бежать на рысях, если этого хочет младший офицер. Благоволите не забывать устав полевой и всякой другой военной службы. Ясно я изъясняюсь, майор?
— Ясно совершенно, ваше превосходительство! — почти крикнул Нокс и захлопнул дверь с шумом.
Самсонов покачал головой и вздохнул тяжко:
— Пойдет-поедет теперь писать губерния. Надоели… Требуют все, а помочь никто не хочет, хотя бы сухарями.
Филимонов спросил:
— Наступления на Берлин требовал? Он и от меня требовал не раз. Нахалы наши союзнички, прошу прощения. А нам впору думать о приостановлении наступления, ибо Ренненкампф топчется на месте, на линии реки Ангерап, и ни о каком преследовании, ни о каком нагоне на нас противника, как он говорит ставкам, и не помышляет. Вы согласны со мной, Александр Васильевич?