— …Это непостижимо — принимать такие решения без августейшего соизволения великого князя! Я протестую и не соглашусь с вашим планом даже на том свете, генерал.
Филимонов неторопливо и тихо возражал:
— А как прикажете поступить, коль Ренненкампф дал полную свободу действий Гинденбургу и Людендорфу, и они могут… Они все могут. Ведь им не мешает никто в тылу, значит, можно атаковать нас, когда вздумается.
— Чепуха это! Вздор! Бред! — горячился Постовский, бурно ходя по кабинету. — Гинденбургу надо прежде привести свои потрепанные при Гумбинене корпуса в порядок, пополнить их и собраться с силами, а уж затем что-то предпринимать. Ренненкампф доносит, что Гинденбург так удирает, что бросает укрепления в первозданном виде, бросает даже обозы, раненых и так далее. О какой угрозе нам можно говорить, если противнику — не до жиру, а быть бы живу? Чудовищное заблуждение нашего командующего все это! Да и я ни за что не соглашусь на такой шаг как начальник штаба, так что можете на меня жаловаться хоть самому великому князю.
Самсонов от двери негромко сказал:
— Успокойтесь, генерал Постовский. Великий князь намерен прибыть завтра в ставку фронта, и ему будет доложено о наших намерениях.
— Он не соблаговолит согласиться с нами, Александр Васильевич, я утверждаю это. Более того: он объявит нам порицание за медлительность в движении нашем на север, — говорил Постовский, все еще расхаживая по кабинету.
И Самсонов сказал так, как будто уже все решил:
— Но в таком случае я отдам приказ Мартосу и Клюеву о незамедлительном марше назад к границе, — добавил он решительно и сел за стол.
Постовский подбежал к столику, на котором стоял графин с водой, налил стакан, но Самсонов заметил:
— Она теплая.
Постовский выплеснул воду в окно и плюхнулся на венский стул так, что он заскрипел и застонал, и произнес в полной растерянности:
— Позор. Великий князь… государь никогда нам этого не простят. И ославят на всю армию… Я не могу… протестую, если хотите, и можете жаловаться на меня, куда хотите.
Самсонов переглянулся с Филимоновым и как бы сказал: «Вот и весь наш начальник штаба: мы можем жаловаться на него, изволите видеть. Одним словом — Мулла».
И требовательно сказал:
— Назначается военный совет армии.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Генерал Самсонов ехал в Нейденбург последним автомобилем, — первым уехали чины штаба армии.
День выдался нежаркий, солнце уже скатилось с небесных высей и нацелилось на закатные дали, но ветерок дул в лицо еще горячий, сушил глаза, губы, так что Самсонов то и дело доставал платок и утирал их, жесткие и как бы одеревеневшие, и бросал взгляды по сторонам.
По сторонам, по обочинам каменного шоссе, отполированного временем до синевы, бежали навстречу невысокие, развесистые яблони и пирамидальные груши, и на их поникших ветках склонялись низко к земле и смотрели, всматривались в нее, белобокие яблоки и крытые легким багрянцем бергамот-груши, а кое-где еще хвастались рубиновыми сережками дикие вишни, и возле них увивались юркие воробьи, расклевывая, кто как мог, и неловко и торопливо трепеща слабосильными крыльями.
Поодаль от солнца, в синем небе стояли одинокие белые громады туч, под ними резвились ласточки и стремительно, с проворством необыкновенным, гонялись за стрижами, или стрижи гонялись за ними, играя в какие-то свои поднебесные прятки, и тучи расступались, чтобы ласточки или стрижи не врезались в них и не сломали нежные свои крылья, и тогда небо словно кто подсинивал размашисто и щедро, и оно голубело все более, а возле горизонта, над лесом, и вовсе разливалось нежнейшим сине-лиловым морем.
Как солдаты, выстроившись нескончаемой шеренгой, торопились куда-то почерневшие от времени столбы, несли на плечах белые гирлянды изоляторов, а на них несли белобоких холеных сорок в черных накидках, балансировавших на ветерке черными хвостами.
Но Самсонов не видел их, так как все время думал: а быть может, ставки фронта и верховного правы, не разрешив ему отводить к Нейденбургу центральные корпуса Мартоса и Клюева? И чины штаба правы, особенно начальник штаба Постовский и начальник оперативного отдела Вялов, когда и они восстали против его намерения, командующего, и предложили усилить левый фланг армии гвардейской дивизией, изъяв ее из крепостного гарнизона Ново-Георгиевска да еще присоединив к этому дивизион тяжелой артиллерии?
Самсонов недалек был от действий решительных и быстрых: отдать приказ Мартосу и Клюеву об отступлении, но в последние секунды какая-то сила остановила его: не своевольничайте, генерал Самсонов, это вам не маневры войск Туркестанского округа, где вы были единоличным командующим. Здесь — война, и главнокомандующий ею — великий князь, а великий князь церемониться не станет: уволит и опозорит на всю армию. Как уже уволил генерала и барона Зальца, командующего четвертой армией Юго-Западного фронта.