— Вы что, не видите, что командующий едет? Сворачивайте в сторону!
Самсонов поднял голову и увидел: на дороге, меж приземистых фруктовых деревьев, по булыжной мостовой громыхали санитарные двухколесные фургоны, крытые новеньким брезентом, а на них сидели и лежали раненые, а многие, опираясь на костыли или на палки, шли рядом, перевязанные кто чем — бинтами, платками, какими-то серыми лоскутами, так что Самсонову стало неловко, и он подозвал сопровождающего раненых офицера:
— Капитан, вам не совестно перед доблестными воинами нашими, что они перевязаны черт знает чем, извините? Неужели нельзя было хотя бы перевязать по-человечески? Стыд и срам. Я — Самсонов.
Капитан-медик ответил довольно смело:
— Стыд и срам, ваше превосходительство, действительно. Но сие от меня никак не зависит. Они, — кивнул он в сторону раненых, — лежали на земле, на соломе, ожидая, пока их эвакуируют, и рады, что хоть в таком виде их наконец везут как людей. Вот что значит ротозейство нашей военно-санитарной части.
Самсонов налился краской гнева, но спросил сдержанно:
— Откуда едете? Где ранены воины? Куда едете?
— Ранены под Уздау, а едем из Сольдау, в Млаву, в госпиталь, а оттуда санитарные поезда развезут по тыловым лазаретам.
— Как с продовольствием?
— Почти никак, ваше превосходительство, кашей питаемся да кондером.
— Значит, тоже кашей, только с водой, — невесело заметил Самсонов.
— Да это — еще благо. На передовых линиях и того нет: все сухари уже съели, яблоками подкрепляются, грушами, благо их много растет кругом. Еще поляки помогают немного мукой, молоком, птицей, — спасибо им.
— Деньги платите?
— Не берут, ваше превосходительство.
— Все равно надо платить.
— Слушаюсь… Разрешите, ваше превосходительство, просить вас немного подождать, пока мы проедем?
Самсонов сказал шоферу, чтобы свернул в сторону и освободил дорогу, а сам пошел вдоль фургонов, расспрашивая солдат о том, где были ранены, при каких обстоятельствах, и благодарил за доблесть. И думал: наградить бы некоторых следовало, а у него при себе нет даже медалей, и приказал адъютанту:
— Поручик, запишите фамилии наиболее отличившихся — капитан поможет, — коль этого не сделали нолевые начальники, и представьте мне к награждению.
— Слушаюсь, — козырнул адъютант.
Капитан сказал:
— Они все отличились, ваше превосходительство, так что записывать придется долго. Позвольте мне сделать это в Млаве?
— Хорошо, но не забудьте, пожалуйста, в лазаретной суматохе, — согласился Самсонов и, увидев на ближнем фургоне огромного солдата, перевязанного и так и этак, спросил: — А это что за молодец: перевязан весь, а сидит, как у тещи на именинах, и румянец во всю щеку.
— А это наш Поддубный, русский богатырь. Провалился в волчью яму противника, но выбрался и рассердился: запустил руку в яму — и штыря как не бывало, с корнем вывернул. А потом это занятие ему понравилось, и стал выворачивать штыри и из других ям, так что даже немцы опешили и не стреляли. Но потом это ему надоело и придумал: накрывать ямы плетенным из хвороста щитом и действовать по-пластунски. И другим пример показал.
— Плетнями? — удивился Самсонов. — Какой молодец!
— И еще спас своего ротного: поймал немецкую гранату, брошенную в солдат, швырнул ее, откуда она прилетела, и подшиб пулемет противника и его команду — и тем помог роте ворваться в окопы немцев и взять их. Еще накрывал проволочные заграждения шинелью и преодолевал их, да генерал Артамонов грозил наказанием, когда выздоровеет. За порчу шинелей.
Самсонов достал свои серебряные часы, подошел к фургону, на котором разом все раненые затихли, и взволнованно произнес:
— От меня лично, братец. За проявленную храбрость и смекалку, да еще за спасение командира, — и отдал солдату часы.
Но солдат не решался принять их, застеснялся и сказал:
— Так мы ж — тверские, ваше превосходительство, чай, свою землицу-матушку православную обороняем, так что извиняйте, не за что.
Самсонов мягко возразил:
— Вы не правы. И заслужили большего, так что не обижайте меня. Берите на память от меня лично.
Солдат переглянулся с другими солдатами, послушал часы и решил взять их:
— Идут… Благодарствуйте, ваше превосходительство, а мы завсегда рады стараться.
Самсонов спросил:
— А почему не говорите, как с провизией? Говорите, говорите…
Поддубный вновь переглянулся с солдатами, те кивнули ему незаметно, мол, докладывай, и ответил: