— Со свиньями своими любимыми они поступают проще: топят, как только услышат выстрелы русских, — сказал Нокс.
Он стоял по-прежнему щегольски одетый, в пенсне и с сигарой в зубах такой толстой, что непонятно было, как он держал ее, а Постовский с явной беззаботностью, если не сказать — веселостью какой-то странно-наигранной, продолжал:
— Мы давно вас ждем, Александр Васильевич. И уже настроили связь со ставкой и сообщили, что штаб переехал в Нейденбург…
Самсонов недовольно прервал его:
— А вы не сообщили ставке, что устроили здесь «потемкинские деревни», прогнав обозы с площади, вместо того чтобы отправить их в корпуса? Безобразие, генерал Постовский.
Постовский прикусил язык и посмотрел на Нокса, как бы спрашивая: «А что тут плохого, что я выдворил обозы за город, чтобы не мешали ехать командующему армией?», но виновато произнес:
— Так ведь я позволил себе сделать это…
— Докладывайте о положении на фронте, — вновь прервал его Самсонов. — Впрочем, войдем в здание прежде. И попытайтесь вызвать к аппарату ставку, мне нужен штабс-капитан Орлов.
Постовский невесело сообщил:
— Штабс-капитан Орлов посажен главнокомандующим на гауптвахту за самовольное летание на аэроплане над территорией противника, кажется.
— Как? — удивился Самсонов и добавил: — Впрочем, в ставке порядки строгие, главнокомандующий едва и меня не определил на гауптвахту. За самовольное летание над… своей территорией. Их превосходительство в ставке без надлежащего параграфа устава полевой службы и почивать не соблаговолят ложиться. Педанты!
Все промолчали. Так говорить о ставке фронта было рискованно.
Над городом все еще стоял недружный звон колоколов, и в церкви все еще шли верующие и опасливо посматривали на русских военных и на крыши своих домов — не видно ли там каких-нибудь идиотов в бабских юбках? Но на крышах никого не было.
В кабинете Постовский доложил:
— …В центре: тринадцатый корпус генерала Клюева подходит к Алленштейну, почти не встречая сопротивления противника, севернее Алленштейна наш авиатор заметил около двух дивизий противника, видимо отступающих от армии Ренненкампфа; пятнадцатый корпус генерала Мартоса пятью колоннами занял линию Орлау — Лану — Фаркенау — Мюлен и готовится атаковать Хохенштейн.
На левом фланге: первый корпус только что отразил контратаки противника в районе Зеебена и Гросс Кошлау и развернулся севернее Уздау, — восемьдесят пятый Выборгский полк; левее его, в районе Мейшлиц — Кошлау, — три полка двадцать четвертой дивизии, в резерве — вторая бригада двадцать второй дивизии и гвардейский Литовский полк. В сторону первого корпуса со стороны Лаутенбурга замечено движение пехоты и артиллерии, очевидно, крепостные части Грауденца — Торна. Начальник пятнадцатой кавалерийской дивизии Любомиров намерен атаковать эту колонну во фланг и тыл. Шестая кавалерийская дивизия генерала Роопа разведует между правым флангом корпуса и второй дивизией.
На правом фланге армии: шестой корпус генерала Благовещенского достиг Бишофсбурга четвертой дивизией генерала Комарова, а шестнадцатая дивизия генерала Рихтера направляется на Алленштейн, дабы замкнуть линию Бишофсбург — Алленштейн, как ему и приказано.
Первая армия, по сообщению Милеанта, занимает линию Растенбург — Алленбург и выдвигается к линии Фридланд — Бартенштейн, так что в ближайшие сутки может войти в соприкосновение с шестым корпусом Благовещенского в районе Бишофштейн — Бишофсбург.
Орановский сказал, когда я говорил с ним: «Противник вот-вот проскочит через Алленштейн — Остероде и уйдет за Вислу, а вы все еще топчетесь возле Нейденбурга. Ставка требует ускорить выход на линию Остероде — Алленштейн как можно быстрее».
Он стоял возле карты, разложенной на зеленом бильярдном столе посреди кабинета, и водил карандашом вверх-вниз, справа-налево, а Самсонов смотрел на нее, угрюмо насупив черные брови и сузив глаза, и молчал и, казалось, вовсе не слушал его доклада.
Филимонов, стоявший рядом с Постовским, наблюдал за Самсоновым и был уверен, что он ничего на карте не видел и ничего из того, что говорил Постовский, не слышал, а думал о чем-то своем. Но о чем именно? Недоволен был таким ура-докладом начальника штаба? Но сколько же он, командующий, будет терпеть это благодушное изображение начальником штаба положения дел? Ведь сбил уже командующего вчера, когда он хотел приостановить наступление центральных корпусов, и вот вновь сбивает; все идет отменно, без сучка и задоринки, и можно хоть чаи распивать. А между тем противник явно концентрирует против левого крыла армии большую группу войск и артиллерии. Боже, как же можно так воевать? Ведь этак, чего доброго, нам придется подумать об отступлении!