— Никак нет, ваше высочество. Имею срочно доложить об из ряда вон выходящем…
— Докладывайте, — задержался возле него великий князь.
Кулябко достал из кармана рапорт, который составил по телефонограмме Филимонова, и ответил:
— Не могу, ваше высочество, вслух. Служба такая…
Великий князь нахмурился, но бумагу взял, прочитал и раскрыл глаза от удивления.
— Что-о-о? — возмущенно произнес он, но Кулябко сказал убежденно:
— Я давно имел основания подозревать то, что оказалось, ваше высочество, и могу, кроме сего, представить вам еще некоторые факты на словах.
Никто ничего не понимал, но спрашивать было не положено, и все ждали, что последует дальше. Один Жилинский ясно почувствовал, вспомнив вчерашний разговор с Орловым: Кулябко что-то раскопал более достоверное, чем говорил Орлов, и решил выслужиться перед верховным, в обход его, главнокомандующего, но тоже ждал, что будет дальше.
Но дальше ничего наглядного не было: великий князь достал из наружного кармана кителя карандаш, прислонил бумагу к раскрытой половине двери и размашисто написал на уголке: «Повесить. Николай» — и отдал ее Жилинскому, сказав:
— Исполняйте. И накажите виновных в ротозействе примерно.
— Слушаюсь, — произнес Жилинский, а прочитав сначала резолюцию великого князя, а потом рапорт, оглянулся, нет ли поблизости Орановского, но не нашел его и упавшим голосом промолвил, как перед казнью: — Этого и следовало ожидать. Мерзавец… — потом вернул рапорт Кулябко и приказал: — Действуйте без промедления, пока… Вы понимаете…
— Так точно, — козырнув, ответил Кулябко и отступил назад, пропуская великого князя и генералов в здание.
Все уже поняли: случилось нечто сверхординарное, но расспрашивать у Жилинского не было времени, так как великий князь ушел вперед и каждый заторопился вслед за ним. Однако на пороге приемной, затененной от солнца, он остановился, прищурился, рассматривая ее обстановку — большой зеленый ковер на полу, красные бархатные портьеры на окнах и на двери, пощупал бархат своими сухожильными длинными пальцами, словно хотел убедиться, дорогой ли. И заметил Орлова, стоявшего вдали, рядом с адъютантом Жилинского, гостеприимно распахнувшим перед знатным гостем дверь в кабинет.
— Штабс-капитан, вы и здесь намерены поддержать меня, если я споткнусь о ковры? — спросил он иронически. — Не утруждайте себя, здесь не тихий Дон, куда можно свалиться, а тихая заводь, — зло поддел он Жилинского, имея в виду роскошь и штабную тишь.
Жилинский нахмурился и подумал: «Начинается. Допинг при всей свите», а Орлов выступил вперед и ответил:
— Никак нет, ваше высочество. Имею незамедлительно доложить главнокомандующему о только что переданной мне в телефон телеграмме генерал-квартирмейстера Филимонова о сосредоточении противника на левом фланге второй армии.
— Что за вздор, штабс-капитан? Помешались вы все во второй армии на… сосредоточениях немцев?
Жилинский мрачнее мрачного заметил:
— Поистине, генерал Самсонов решил перехитрить всех: сам молчит, как воды в рот набрал, а подчиненных заставляет строчить донесения во всех направлениях.
Великий князь направился в кабинет и на ходу бросил Орлову:
— Докладывайте мне.
Но на пороге кабинета опять остановился, опять прищурил черные глаза и, окинув неприязненным взглядом еще более роскошную обстановку, качнул головой и ничего не сказал, но Жилинский все понял и попытался объяснить, в чем дело:
— Из Варшавы привезли… чтобы не тратиться понапрасну.
Великий князь и не слушал его, а подождал, пока все генералы войдут в кабинет, и зло воскликнул:
— Посмотрите, господа, не правда ли, что из подобного дворца куда легче командовать, нежели из моего железнодорожного вагона? — И резко повысил голос: — Убрать! И перенести все аппараты сюда! — и пошел в кабинет, а уж оттуда нетерпеливо сказал Орлову: — Докладывайте же, штабс-капитан.
Орлов приготовил бумаги, которые делал во флигеле, вошел в кабинет и доложил:
— На левом фланге второй армии достоверно установлено присутствие первого армейского корпуса генерала Франсуа и несколько частей ландвера. Генерал Филимонов предполагает, что и Макензен направляется туда же, что маловероятно.
— Что-о-о? — досадливо повысил голос великий князь. — Разве Франсуа и Макензен по воздуху передислоцировались с востока на запад? Фигаро — здесь, Фигаро — там? Что за вздор вы докладываете мне, штабс-капитан? Вы что, решили устроить мне со штаб-ротмистром день неприятных сюрпризов?