Еще жаворонки поднебесные, что парят здесь от утра до вечера, поведают в своих хрустально-звонких песнях об этих чудо-цветках, и непоседа ветер разнесет их по всему свету — песни лучезарной земли русской.
Гимн жизни.
Александр Орлов и сейчас еще, казалось, видел, как эти чудо-цветки собирала Мария — девически тонкая и грациозная в своем белом как снег платье с бесчисленными оборками-воланами, в кокетливой соломенной шляпке, из-под которой во всю спину спускались две золотые косы, в лаковых туфельках, таких нежных, что им впору было ступать по сцене театра, а не здесь, в степи, меж суслиных нор и байбачьих курганчиков, — и непрестанно восторгалась:
— Боже, что за прелесть! Какое раздолье, какие цветы! А воздух, воздух! Голова кружится, честное слово, и глаза разбегаются от этого дива. Я никогда ничего подобного не видела и не представляла, что степь может быть такой многоцветной и ароматной… Вы слышите меня, Александр? Что вы там сидите, словно половецкий хан, и все курите, курите? — звенел ее, как флейта, высокий голос.
— Я слышу, все слышу и рад безмерно, что вам понравилось в наших краях. Надеюсь, в следующий раз вы не заставите себя упрашивать приехать сюда вновь, — ответил Орлов.
Он сидел на древнем пне бывшей некогда груши, на пологом склоне размашистой, как розвальни, балки, усеянной цветами, курил тонкую папиросу и все время улыбался. Ему было приятно, что Мария согласилась посетить его родные края, — не хотела и отговаривалась всячески, когда ее приглашала Надежда, но согласилась в последнюю минуту, когда он пригласил ее, и вот сейчас была совсем рядом с ним, рукой подать, и он был счастлив смотреть на нее и любоваться ею сколько душе угодно.
Лишь однажды он так смотрел на нее и так любовался ею: на первом балу в Смольном, куда он, вместе с другими молодыми офицерами, был приглашен и приведен под командой на великую радость обитателей этого сверхаристократического заведения, мимо которого молодым людям только и дано было ходить на почтительном расстоянии и сладко посматривать, — не видно ли там, за решеткой-оградой, красавиц схимниц, заточенных в его бесчисленных теремах-кельях, как в пустынной обители?
Орлов и сам так думал и был приятно удивлен, увидев в Смольном обыкновенных девиц, похожих на курсисток, — жизнерадостных, и общительных, и суетливых, приветливо окружавших веселыми стайками едва ли не каждого офицера и неподдельно выражавших свой восторг, что молодые люди не забывают их и вот доставили им радость великую своим посещением, и считали этот час едва ли не самым важным событием в их утомительно однообразной закрытой жизни.
Орлов был заметней других — высокий, с отличной выправкой и мягкими манерами, с лицом смуглым от летнего загара, державшегося вплоть до весны, да еще с аккуратными темными усиками, обрамлявшими всегда розовые, со сдержанной улыбкой губы, да еще с глазами чуть-чуть задумчивыми и робкими — и был нарасхват: только пройдет в вальсе с одной дамой, как распорядительница бала, старшая классная дама, этак вкрадчиво подойдет к нему и многозначительно шепнет: «Вон ту пригласите, подпоручик, что скучает в гордом одиночестве возле второй колонны, баронессу. Или вон ту, возле третьей, графиню. Или…»
И Орлов приглашал, едва музыка начинала новый вальс, и кружился в его вихре почти механически, даже толком не рассмотрев даму и не спросив, приличия ради, о чем она задумалась, а как бы поддерживал, чтобы она не упала, и старался не приближаться к ней больше положенного. Когда же вальс кончался — чинно отводил ее на место, почтительно кланялся и, стукнув каблуками хромовых сапог, отправлялся на прежнее место, в угол зала, к друзьям.
И вдруг невесть откуда появившаяся Надежда подошла к нему, отвела в сторону и укоризненно напустилась:
— Ты невозможный бука и слепец, Александр. Пригласи же Марию, что стоит в окружении ваших офицеров, в самом лучшем бальном платье, не то ее Бугров замучит, — указала она в сторону, где в окружении офицеров и Бугрова стояла и улыбалась Мария.
— Но ее и без меня замучили, все время приглашают. Позволь мне лучше уж с тобой танцевать все время, как-никак мы земляки.
— Ах, ты, оказывается, не такой уж слепец! Тем лучше. Но смотри, ревновать стану, — погрозилась Надежда деланно сердито и, схватив его за руку, подвела к Марии и сказала: — Мария, вручаю тебе моего земляка, будущего генерала от артиллерии, Александра Орлова, который приглашает тебя на тур вальса, — сказала она наигранно весело и громко, так что все, кто был возле Марии, недоуменно переглянулись.