— В ставке имеются совершенно точные данные, ваше превосходительство. Проверенные на пленных, кстати. И на шпионах, таких, как Крылов.
— Крылов — шпион? — удивился Ренненкампф и раздраженно произнес: — Черт знает, что у нас за контрразведка. Врут все офицеры и генералы, а под их носом орудуют шпионы. Возмутительно! — и стал вскрывать пакет, неторопливо освобождая его от сургучных печатей, сухощавый и мрачный в своем черном длинном мундире.
Барон и немец по происхождению, пользовавшийся покровительством двора, он вел себя в армии, как великий князь — в ставке: державно-величественно, и вызывающе-высокомерно, и независимо и даже к своим генералам относился едва ли лучше, чем к рядовым, и редко видел их и разговаривал с ними.
Александр знал: великий князь терпеть его не мог, ибо Ренненкампфа поддерживала «немецкая партия» при дворе, но ничего не предпринимал, чтобы накинуть на него узду.
И Янушкевич недолюбливал Ренненкампфа, но по мягкости своего характера не мог заставить его делать то, что следовало; да и опасался накликать на себя неудовольствие царя, которому был обязан назначением начальником генерального штаба, а теперь и начальником штаба ставки верховного. Нет, царицы Янушкевич не очень опасался: царь, в случае чего, не даст его в обиду, да и Сухомлинов поддержит, а Сухомлинову царь перечить не станет.
Оставался один Жилинский. Суровый и требовательный, он мог бы заставить Ренненкампфа помочь второй армии одним росчерком пера, но не хотел ссориться по той же причине: из-за связей Ренненкампфа при дворе. А у Самсонова таких дворцовых связей не было и вообще никого за спиной не было, значит, с Самсоновым нечего было особенно церемониться. И Жилинский не церемонился и погонял его, как нерадивый хозяин — коня, и вот, кажется, загнал окончательно: оторвал от магазинов боевого питания, от продовольственных складов, не разрешая и дня отдыха, наконец, не приказав Ренненкампфу ринуться в преследование немцев со всей возможной быстротой, в частности, кавалерией.
Вот почему артиллерист Орлов отважился сказать:
— Неправильно используется наша кавалерия, ваше превосходительство. Не мне говорить об этом, но яснее же ясного видно: русская кавалерия, самая мощная и самая грозная сила современной войны, по сути дела, бездействует и даже своей скромной задачи — разведывание местоположения противника — не выполняет, не говоря уже о том, что более десяти верст рейды впереди своих войск не делает и возвращается ночевать в тылу… своих войск. Печальная ошибка!
Ренненкампф посмотрел на него, как учитель — на нерадивого ученика, и насмешливо произнес:
— Удивительные времена наступают! Яйца курицу начинают учить! Артиллеристы поучают кавалеристов! Можно ли представить нелепицу более глупую, капитан?
— И тем не менее это так, ваше превосходительство, — настаивал Александр.
Ренненкампф гневно повысил голос:
— Капитан, у меня найдется достаточно данных, что разбитый мною первый армейский корпус Франсуа укрылся в Кенигсберге, что семнадцатый корпус Макензена, тоже разбитый мною, отступает на запад, наконец, что первый резервный корпус Белова, тоже разбитый мною, уходит на юго-запад и уже покинул Растенбург. У Самсонова, кроме корпуса Благовещенского, имеются еще три полных корпуса Мартоса, Клюева и Артамонова, не считая одной дивизии двадцать третьего корпуса Кондратовича, да еще имеются три полных кавалерийских дивизии — Толпыго — на правом крыле и Роопа и Любомирова — на левом. Что стряслось, что вы второй раз приехали ко мне? Я исполняю свой воинский долг перед престолом и отечеством со всей возможной энергией. Желаю того и моему соседу, Самсонову, — зло закончил он и, закурив новую сигару, сквозь зубы заключил: — Насчет же координации — я сыт. Мне надоели «координаторы» маркиза де Лягиша, коему куда сподручнее было бы сиять в бурбонских салонах, нежели в ставке верховного.
Александр вспомнил, о чем говорил Самсонов, и сказал:
— Союзники более всего беспокоятся о своих столицах, ваше превосходительство, и непрестанно требуют нашего марша на Берлин, но я прислан к вам не докучать, не требовать, а просить ваше превосходительство как можно скорее помочь второй армии.