— Бывал. Хороший, зеленый городок, однако грязный и заброшенный порядком, хотя входил в звучную губернию — Екатеринославскую.
— Губерния звучная, а вся ее начинка — крамольная, сплошные бунтовщики и социалисты, по коим еще с пятого года плачет виселица, — бросил Ренненкампф и сказал Милеанту: — Принесите все данные о местонахождении частей четвертого и второго корпусов и кавалерии хана Нахичеванского. Посмотрим, что можно сделать и как помочь соседям, — не назвал он Самсонова, но добавил: — А вы мне нравитесь, капитан, — беспокоитесь о своем бывшем атамане. Похвально.
И Александр облегченно вздохнул. Невероятно, но Ренненкампф асе же кое-что понял. Или сделал вид, что понял? И подумал: «Свои виселицы пятого года вспомнил. Значит, не зря вас называют палачом сибирских рабочих, ваше превосходительство. И мстительны — вплоть до предательства. По отношению к Самсонову…»
И спросил:
— Я могу подождать в приемной, ваше превосходительство?
— Можете подождать. И еще можете сообщить Самсонову по телеграфу, чтобы он лучше воевал. Я не смогу гнаться за немцами прежде, чем не блокирую полностью Кенигсберг, и не оставлю от Летцена камня на камне за обстрел и пленение парламентеров.
У Александра дух перехватило от таких его слов, и он едва не крикнул: «Вы — предатель, генерал Ренненкампф!», но Милеант успокоил его:
— Мы примем все зависящие от нас меры, капитан, чтобы помочь второй армии. Я полагаю… — остановился он на полуслове и вопросительно посмотрел на Ренненкампфа.
Ренненкампф сел в кресло и сделал вид, что не замечает его взгляда, углубившись в рассмотрение директивы ставки.
Милеант вышел из кабинета, и тогда Александр сказал:
— Значит, вы все же решили, ваше превосходительство, повторить случай при Ентайских копях в Маньчжурии, то есть не хотите помочь товарищу по оружию и исполнить свой элементарный воинский долг… Полагаю, что вы догадываетесь, как это называется на простом и ясном русском языке?
— Что-о-о? — вскочив с кресла, вновь загремел Ренненкампф и уставился на него уничтожающим взглядом. — Вы отдаете себе отчет, на что намекаете?
— Я не намекаю, ваше превосходительство. Я говорю по-русски: Россия не простит вам этого и именем тысяч солдат и офицеров, павших по вашей вине, покарает вас самой страшной карой — проклятием. Запомните это. А теперь я требую: незамедлительно отдайте приказ начать марш четвертого корпуса на Бишофштейн — Зеебург, второго корпуса — на Бишофсбург — Вартенсбург и кавалерии хана Нахичеванского — на Гутштадт — Алленштейн. Завтра ваше наступление уже ничего не даст. Только сегодня. Никаких рассуждений и объяснений я слушать не имею времени. Я подожду в приемной, — отчеканил Александр.
— Вон, я сказал! Арестовать! Доставить под конвоем в ставку фронта! За нарушение устава! За несоответственное нижнему чину поведение с командующим армией! — неистовствовал Ренненкампф.
Но Александр уже был вне кабинета.
Спустя немного времени Ренненкампф отдал директиву четвертому и второму корпусам и хану Нахичеванскому о наступлении.
Потому что получил и телеграмму от Жилинского.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
И опять Александр Орлов попал под горячую руку Жилинского и, едва переступив порог кабинета, услышал его раздраженный голос:
— Капитан, сколько раз прикажете напоминать вам об элементарных вещах устава? Это же бесподобно: так говорить с командующим армией, генерал-адъютантом, и даже стращать его! Вас что, верховный уполномочил вести себя таким образом в армии? Ренненкампфа едва не хватил сердечный удар, когда он кричал мне в телефон о вашем поведении.
Александр Орлов только и подумал: «Ну вот и опять придется сидеть под домашним арестом. Черт знает что такое», и ответил:
— Никак нет, ваше превосходительство, я не стращал Ренненкампфа. Я всего только напомнил ему, что армия, Россия спросят с него за такое поведение и нежелание помочь соседу по оружию.
Жилинский, мрачный, как всегда, сидел за столом, насупив светлые брови и не поднимая глаз, листал бумаги, что-то ища в них и не находя, и выглядел грознее темной тучи… Нет, он был зол не на капитана Орлова. Он был зол на Данилова, звонившего ему из Барановичей и советовавшего не особенно увлекаться допингом в отношении Ренненкампфа, ибо есть данные о том, что Ренненкампф вот-вот может получить «Владимира с мечами» за победу при Гумбинене.
Жилинский возмутился и сказал в телефон:
— Я такого представления не делал и нахожу, что никто, кроме меня, непосредственного начальника, делать этого не может. Если Барановичи полагают…