И взволнованно сказал:
— На ваш корпус возложена задача стоять в Уздау насмерть. Если он покинул позиции и отошел — это значит, что вы бросили своих товарищей по оружию, соседние пятнадцатый и двадцать третий корпуса, на произвол судьбы. Вы понимаете, что вы наделали, братцы? Вы обнажили весь левый фланг армии! — с болью, с негодованием и горечью горькой произнес Орлов и бурно заходил взад-вперед, не зная, что лучше сделать: мчаться ли прямо к Самсонову или в Сольдау, к Артамонову.
В это время раздался властный голос:
— Встать! Приказываю встать и привести себя в надлежащий вид, не то перестреляю всех до единого, бестии вы этакие, а не солдаты доблестной русской армии!
Орлов обернулся и увидел молодого поручика, верхом на коне, с револьвером в руке, с перекошенным от злобы лицом и перевязанной белой головой, и хотел подозвать его, как он сам подъехал и строго спросил:
— В чем дело, господа? И кто вы такие? И почему разговариваете с нижними чинами, а не с офицерами?
Орлов сурово спросил его:
— Вы почему отступили, поручик? Я генерального штаба капитан Орлов, везу приказ главнокомандующего фронтом, чтобы вы держались до прихода подкреплений, а у вас здесь черт знает что творится. Объясните, что произошло.
Поручик спрыгнул с коня и сбавил тон:
— Виноват, капитан, не заметил… А отступили по какому-то приказу генерала Артамонова, которого никто…
— Не имел права генерал Артамонов отдавать подобного приказа! — прервал его Орлов. — Ибо в штабе фронта есть донесение генерала Самсонова о том, что ваш корпус держится, как скала, — так ему доложил генерал Артамонов… Где штаб корпуса?
— Не знаю, капитан, честно говоря. Я вообще ничего не знаю и не понимаю, что происходит.
И тут все время молчавший штаб-ротмистр Кулябко убежденно сказал:
— Происходит, поручик, провокация. Врага. Его лазутчиков. Вам дан ложный приказ от имени командира корпуса.
Поручик лишился дара речи, а Орлов обернулся и крайне удивленно спросил:
— Что вы сказали, штаб-ротмистр?
— Я сказал то, что сказал, капитан. Поехали. Возможно быстрее. В штаб корпуса. Или к Самсонову прямым сообщением… На лошадях… — И сказал поручику: — Дайте нам пару лошадей, поручик. Немедленно.
— Слушаюсь, господа, — с готовностью ответил поручик. — Одна, полагайте, у вас уже есть, вторую я найду. У батарейцев возьму.
— Артиллеристов не трогайте, пусть едут на позиции, — приказал Александр. — Всех нижних чинов немедленно верните на фронт. Только не строю приказывайте, поручик, объясните положение…
— Слушаюсь.
И тут случилось неожиданное: пожилой солдат, тот, что первым начал говорить с Александром, остановил его и сказал:
— Ничего не надо объяснять, ваше благородие, все уже объяснилось: обмишулились мы трошки, сбил же германец клятый с толку всех, оттого и неразбериха вышла. — И, повысив голос, повелительно крикнул своим однокашникам: — А ну, подымайся, честной народ, хватит в холодке прохлаждаться! Будем поспешать в свой полк!
И — диво: солдаты хотя и нехотя, однако стали подниматься, собирать амуницию, проверять винтовки, а кое-кто примкнул штыки.
— Вот видите, поручик, нижние чины-солдаты все сами понимают. Постройте их и — с богом. Да, а как ваша фамилия? — спросил Александр.
— Крамарский. Командир батареи.
— Значит, коллега. Ну, в добрый час, поручик Крамарский. Будем надеяться, что еще встретимся, — сказал Александр и, подойдя к солдату, который велел всем подниматься, спросил: — Простите, отец, как ваша фамилия? Знакомое что-то видится, а не вспомню, где встречались.
— На мельнице нашего богатея Силантия, ваше благородие. Соловьев я, мирошником у него был, а вы с братцами приезжали молоть пшеницу когда-то, — давно было. Дед Кузьма ваш приезжал, а вас брал в помощники.
Александр порывисто обнял его, как будто близкого родича нашел, и виновато произнес:
— Дядя Пахомыч, как же не знать. У вас всегда было завозно многолюдно. Мы приезжали с дедушкой, чтобы искупаться в ставу. А у вас ведь всегда борода была белая от муки… Ну, здравствуйте и простите, ради бога, если не так говорил с нижними чинами.
— Ничего, с нами не очень наговоришься, простота. А что не признал — так тут мать родную не приметишь. Война. А что братцы ваши? Воюют? На Дону все подчистую генерал Покотило подобрал, даже нас из третьей очереди забрил. Страсть какой разор идет по Руси!
— Алексей — на Юго-Западном, у Брусилова, Василий псалмы поет, а Михаил учится за границей, — ответил Александр.