Верочка знала его характер — строгий, жесткий, но это не помешало ей сказать:
— Ничего, настанет время — женишься. И от Надежды ты никуда не уйдешь. А если не она, другую подберем. Я подберу, не возражаешь?
И Александр немного развеселился и сказал мягче:
— Верочка, чудеснейшая душа, для того чтобы жениться, надо прежде увидеть и полюбить, — почти но Шекспиру. Ты ведь моего братца Алексея не знала, а увидела, полюбила и вышла за него. Не так ли?
— Я — это совсем другое дело. И я знала Алешу хорошо, а он узнал меня много спустя… В общем, дело твое. Но имей в виду: Надежда весьма самолюбивая женщина, и если она надумает — быть тебе женихом, — сказала она и игриво глянула на него своими всегда улыбчивыми, сияющими глазами, как бы говоря: «Посмотрим, как ты станешь… определяться по службе и прочее».
Через несколько дней он уехал в Петербург и весь отдался военным наукам. А их было великое множество, начиная от собственно курса по артиллерии и кончая продовольственным делом, о чем читал лекции профессор академии генерального штаба генерал Янушкевич. Но Александр Орлов успевал одолевать их и даже лежа на кровати — жесткой, как железо, — нашептывал уроки, потому что отход ко сну был обязательным в девять с половиной часов вечера и посидеть за книгой лишний час не удавалось.
Сосед его по койке и товарищ по полуроте Максим Свешников каждый вечер шипел:
— Да спи ты, ради бога, все равно генералом не станешь.
Так, в постижении военных премудростей, Александр Орлов и не заметил, как пролетел еще один год, а когда наконец курсы были закончены и цензовые экзамены сданы, он как-то был послан начальством на бал к воспитанницам Смольного института, что производилось в обязательном порядке, и здесь увидел Надежду.
— Надя? — спросил он почему-то обрадованно и довольно фамильярно. — Какими судьбами вы, курсистка демократических медицинских курсов, оказались в сем аристократическом заведении?
— Подружка пригласила. Она сказала, что будете вы, молодые офицеры, и вот и я здесь, — мило улыбнувшись, ответила Надежда и, подозвав подружку в белом, необычном для воспитанниц Смольного, платье, представила ее: — Знакомься: Александр Орлов, Мария, дочь баронессы и родственница…
Мария мягко прервала ее:
— Надежда, ты ведь не в кабинете нашей старшей классной дамы находишься. — И, с любопытством окинув Александра беглым взглядом, подала ему руку в белой перчатке-митенке — тоже вне правил института, — сказала мелодично: — Зовите меня просто Мария, Александр.
Александр стукнул каблуками своих изящных сапог, приложился к ее розовым пальцам, выглядывавшим из перчатки, и почувствовал тонкий запах духов. «Белая кость. Любопытно, кто из наших сермяжных будет с ней танцевать? Вернее, с кем она будет танцевать? Или мне пригласить ее?» — подумал он и хотел было это сделать, но Надежда все видела отлично и сказала:
— Александр, а ведь вы хотели пригласить меня на вальс.
Мария тоже все видела отлично и снисходительно улыбнулась, как бы говоря: «Наденька, милая, влюбилась по уши, что ли?», но спросить так не могла и вслух произнесла явно покровительственно, будто хозяйкой бала была:
— Потанцуйте, а я немного отдохну. Устала от хлопот, Александр, — обратилась она к Орлову, — нам ведь не так просто пригласить вас. Оберегают нас от красивых офицеров, а уж от студентов — тем более. Плохо у нас с эмансипацией, — иронически заключила она, бросив косой холодный взгляд на Надежду.
Она говорила и вела себя свободно, демократично, как будто была избалованной студентами курсисткой, а не воспитанницей самого знаменитого и самого строгого института, в который и палец посторонний не мог протиснуться, а не только не могли проникнуть какие-то там чужие мысли и идеи об эмансипации, а Александр понял ее по-своему: «Бравирует. А вернется домой — и с покорностью станет под венец с любым именитым шалопаем, избранным папашей», — но, разумеется, так сказать не мог, а признательно поклонился Марии, пригласил Надежду и вошел в круг танцующих.
Мария проводила их дружеской улыбкой, посмотрела, как Александр пошел в вальсе — стройный и даже изящный, и знаком поманила Свешникова, а когда Свешников, которого все считали в Смольном своим, подошел, она спросила:
— Максим, кто таков ваш Орлов? Расскажите мне о нем.
А Александр танцевал с Надеждой, держал ее за талию правой рукой, а за ее жесткую энергичную руку — левой и думал: ей-ей, он женится, Надежда вся горит нетерпением, чтобы он сделал ей предложение. И думал: «Вера, Вера, как ты права, как ты непредвиденно права, дорогая: мне действительно, кажется, предстоит устраивать свою жизнь с Надеждой. Не думал, не хотел, а вижу: она уже полагает, что я сделал ей предложение».