Андрей Листов понял его по-своему и сказал:
— Понимаю: не место, не время слушать неуставные рассуждения, — И продолжал: — Черт с тобой, я в наставники тебе не навязываюсь. Да и какой я наставник тебе, по личному приказанию Жилинского — командиру батареи? Впрочем, расчеты я тебе смог бы сделать быстро, с математикой у меня была дружба…
— Поручик Листов, оставьте меня в покое наконец, — оборвал его Александр.
Андрей Листов улыбнулся, покрутил свои усики и качнул головой лихо и беззаботно. «Эка глупая башка!» — готов он был воскликнуть, но ничего не сказал, а присоединился к строю своих однополчан-офицеров, но потом все же подъехал к пулеметам и что-то стал колдовать там.
Орлов косо посмотрел на его бравый вид, даже немного наигранный, и оглянулся назад: все ли там в порядке? Не застряли ли орудия в этих колдобинах? Но ничего тревожного позади, на батареях, не было, и он погрузился в думы: хватит ли зерна для лошадей, пока подоспеют обозы, удастся ли сегодня накормить людей горячей нищей, и насколько еще хватит сухарей, и подвезут ли снаряды, если придется столкнуться с противником раньше времени, возле Млавы, например, которую он на днях занял и к которой направлялись части первого корпуса и обе кавалерийские дивизии левофланговые, в том числе и шестая.
И решил: надо послать кого-нибудь в хвост колонны, поторопить кухни, и, послав в хвост колонны взводного, сам поехал вперед осмотреть дорогу и забеспокоился: впереди были сплошные выбоины, наполненные дождевой водой, которую еще не успело испарить солнце.
Вернувшись к батарейцам, сказал командиру первого орудия, чтобы был повнимательней и объезжал колдобины, и продолжал ехать в одиночестве по обочине дороги.
Листов, ехавший со своей пулеметной командой, предавался воспоминаниям:
— …да дед был и не лиходеем, а просто имел дурную привычку носить за голенищем правого сапога плетку-свинчатку. Чуть что не по его — жиганет сей плеткой из-за спины и пойдет себе как ни в чем не бывало, а ты стоишь в смертельном страхе за будущее и думаешь: повторится ли этот дружелюбный акт или бог милует? И даже мало чувствуешь, что там сочинилось на твоей спине, а когда дед удалится — скинешь рубаху, а на ней кровавая дорожка, след дедовой плетки. Это — за яблоки, кои мы вытряхивали из чужих садов. А был и такой случай…
Александру надоело слушать его байки, и он строго заметил:
— Поручик Листов, вы лучше смотрите за пулеметами, чтобы не застряли. Вдруг понадобятся?
Пулеметы, конечно, никому сейчас не понадобятся, армия шла по своей территории, но Андрей Листов все же умолкал, проверял пулеметные повозки и, ничего не найдя плохого, укоризненно косил светлые свои глаза на Александра и некоторое время ехал молча. Однако через несколько минут опять слышался его безунывный голос:
— …А еще вот какой случай был: забрались мы однажды в сад станичного атамана, ну, делаем свое ребячье дело, то есть крушим яблоки и все, что попадется под руку, в ночной темени, и вдруг…
И Александр усмехнулся: речь шла о былых проказах его и его дружков, которыми он верховодил в станице в пору золотой молодости. Отчаянная была орава, не один сад обчищала раньше времени, не одного казака доводила до исступления разбойными набегами не только на сады — это еще куда ни шло, — а на целые косяки дончаков, пасшихся в степи; налетят ребята, поймают пару-две лошадей и айда гонять их туда-сюда аллюром, так что гул стоял в ночной степи и свист соловья-разбойника до самой зари. А потом вручали взмыленных лошадей табунщику, велели ему помалкивать и были таковы. Все, конечно, потом обнаруживалось, и попадало соловьям-разбойникам плетей, как и положено, — подзатыльники в счет не шли.
Но то было так давно… И Александр вспомнил о вещах более близких: о доме, об отце и братьях, о Верочке. Как они там? Живы-здо-ровы? Надо им написать хотя бы открытку. И Надежде написать — как-никак, а супруга… По закону, хотя фактически — плод взаимных ошибок, игра случая. С обеих сторон.
Мария не такая. Эта — нежная, возвышенная. Счастлив будет Николай Бугров, если все у них наладится. А впрочем, вряд ли наладится: первое его предложение она не приняла. Да и характерец у Николая: огонь! Сам сгорит и другого спалит, а Мария не такая, чтоб… «Гм, А какая же?» — спросил он себя в уме и не знал что отвечать. Но одно знал хорошо: «Не про нас, сирых», и почему-то взгрустнул.
У орудий шла незлобивая перепалка:
— Сызнова постромки лопнут. Это ж беда, какие дороги бог удумал на нашу голову!
— Ты бога не замай, односум, а лучше подставляй холку под колесо, — урезонил его степенный голос бородатого казака.