Но Жилинский стрельнул в него суровым взглядом, опять вытер платочком лоб, поправил фуражку на голове и наконец, на удивление всем, сказал:
— Прошу ко мне, штабс-капитан, я давно жду вас, — и еще спросил: — Штабс-капитана и Георгия за цеппелин получили? Вижу, получили. Поздравляю и благодарю за ревностное исполнение своего воинского долга перед престолом и отечеством.
— Благодарю вас, ваше превосходительство, но, право, сразу две награды… — сказал Александр и оборвал фразу: глупо же вышло.
— Коль получили, значит, так положено, — ответил Жилинский и пошел в здание. И все почтительно расступились перед ним, кто был поблизости, вытянувшись в струну и в одни голос приветствуя:
— Здравия желаем, ваше превосходительство.
Жилинский козырнул небрежно и скрылся в здании, а Александр шел следом за ним и думал: выстроились, как на Марсовом поле в Петербурге. То-то бывший начальник генерального штаба.
То же было и в коридорах штаба: офицеры еще издали выстраивались в линейку, специально высыпав из комнат, и приветствовали, правда, не так громко, как во дворе, но Жилинский отвечал мрачно, будто думал о чем-то тяжком и горьком.
Кабинет Александр знал еще по Варшаве: тяжелые, из красного бархата, портьеры на дверях, шелковые сборчатые шторы на окнах, канделябры, блестевшие в лучах солнца, как золотые, роскошный огромный стол, черные кожаные кресла с высокими спинками, а за столом — огромный портрет царя, и под ним карты: большая — всего фронта и две небольшие — фронта первой и второй армий, размеченные цветными линиями вкривь и вкось.
Жилинский зашел за стол, снял фуражку с белой кокардой и положил ее на бумагу, потом пригладил негустые светлые волосы с пробором с левой стороны. И молчал, опустив голову и опершись о стол обеими руками.
Худощавый, вступивший в седьмой десяток, с суровым лицом и длинными жидковатыми усами, он казался сейчас Александру человеком нелюдимым и замкнутым, и вовсе был не похож на того Жилинского, которого Александр знал по Петербургу и по Варшаве, и всем своим видом как бы подчеркивал всю тяжесть и важность своей нелегкой службы и неимоверную ответственность, возложенную на него царем, и всем своим видом подавлял присутствующего. А тут еще помпезная обстановка давила и едва не кричала: смотри, куда ты попал и какая тебе оказана честь!
Александр почти так себя и почувствовал в первые минуты и затаил дыхание, ожидая, когда наступит момент для доклада и вручения пакета.
Наконец такой момент наступил: Жилинский сел за стол, поднял серые глаза, посмотрел на планшет, что висел у Александра сбоку, и протянул белую, в волосинках, руку:
— Давайте пакет. И рассказывайте, что там у генерала Самсонова делается.
— Слушаюсь, ваше превосходительство, — произнес Орлов и, достав пакет, подал ему в руки и вновь замер, отойдя от стола на два шага.
Жилинский, однако, не стал вскрывать пакета, а повертел его в своих жилистых руках, потом положил перед собой и сказал равнодушно:
— Я знаю, что это за пакет: Постовский звонил Орановскому. И разрешаю вам вручить его лично великому князю в виде исключения, как его почти крестнику в известном вам смысле. Но я приказал дать генералу Самсонову ответ следующий: видеть противника там, где его нет, сие есть трусость. Я не разрешаю генералу Самсонову праздновать труса, а настаиваю на продолжении наступления второй армии в соответствии с ранее преподанной директивой. Что еще хочет от ставки Александр Васильевич? — спросил он уставшим голосом. — Чтобы я ослушался повеления верховного главнокомандующего? И самого государя — о скорейшем движении нашем на Берлин и об очищении Восточной Пруссии в видах сего? Генералу Самсонову долженствует знать, что положение наших союзников весьма деликатное, если не сказать почти катастрофическое, и мы должны, мы обязаны сим руководствоваться во всех наших действиях, дабы отвлечь часть сил противника с запада и тем ослабить его давление на Жоффра.
— Но, ваше превосходительство, противник замышляет… — попытался было Александр сказать, хотя и не по уставу, но Жилинский не имел желания слушать и продолжал:
— У второй армии нет решительно никаких оснований поддаваться мифической угрозе противника, коему осталось лишь бежать после Гумбинена, что он и делает, укрываясь в крепости Кенигсберг — левым крылом и уходя прямо за запад — правым. Генералу Самсонову долженствует как можно скорее перехватить пути отхода его правого фланга, соединиться с первой армией и общими усилиями уничтожить восьмую армию. Ясна задача?