— Штабс-капитан, здесь — не Таврический дворец и не думская трибуна. Благоволите выполнить то, что приказано.
Дверь широко распахнулась, и в кабинет ворвался горячий ветерок и раздался густой знакомый голос:
— Но приказы, господа генералы, надлежит отдавать соответственно реальному положению дел на фронте. Иначе это будут не приказы о том, как вести войну, а пустые бумажки… Здравствуйте.
Жилинский поднял голову, и Орановский поднял и распрямился, и оба заулыбались.
— А-а, Александр Васильевич, наш друг прибыл, — произнес Жилинский и вышел из-за стола. — Легки на помине, мы как раз говорили о вас. Ну-с, рад пожать вашу твердую руку, как весьма рад и видеть вас.
Самсонов протянул ему руку, потом снял фуражку и, положив ее на кожаное кресло и бросив взгляд на карту, сказал Орановскому, не подав руки:
— Здравствуйте, генерал. И выбросьте вашу карту, она отстала от действительности.
Орановский удивленно глянул на него, на главнокомандующего, но тот ничего не говорил, и карта осталась лежать на столе, накрыв его целиком и свесившись до самого пола.
Самсонов был — весь напряжение и нетерпение, и глаза — воспалены, и на усах, на бороде — пыль такая же, какая висела над Белостоком с утра, поднятая обозами, и Александр с тревогой подумал: «Ехал на „роллс-ройсе“, запылился?»
— Штабс-капитан, вы доложили мою просьбу главнокомандующему? — спросил его Самсонов.
— Так точно. Их превосходительство подтвердили свою искровую телеграмму изустно.
— Несмотря на то что вы, надо полагать, доложили о показаниях пленного немецкого офицера?
— Так точно. Хотя этот доклад может стоить мне разжалования и… Если мои сведения не подтвердятся, — сказал Александр, косо глянув на Жилинского: ну, сейчас будет…
Жилинский мрачно заметил:
— А вот за доносы на главнокомандующего как раз и полагается разжаловать. Ну, да у вас такой защитник, что я, пожалуй, с вами двумя и не справлюсь.
— Ну, вот все и выяснили, — как бы шутя заметил Самсонов и продолжал: — В таком случае позвольте мне, господа, обратиться к вам с одним-единственным вопросом: мы будем воевать, как и положено генералам и военачальникам, или будем принимать отступление противника — за поражение, искусный маневр — за паническое бегство? Ведь это же какая-то фантасмагория: исчезла целая армия противника, три корпуса, и никто не знает, куда и ради чего: ради очищения Восточной Пруссии или переформирования и контратаки? Наоборот, все толкуют: противник разбит и удирает за Вислу, а нам остается лишь добить его и пленить… Не кажется ли вам, господа, что мы воюем с завязанными нами же самими глазами и тешим себя иллюзиями, за которые все мы можем в одно не совсем прекрасное время поплатиться жестоко и непоправимо?
Жилинский мягко возразил:
— Александр Васильевич, позвольте заметить, что, по нашим сведениям о противнике, последний так поспешно отступает, что бросает даже раненых, не говоря об имуществе и снаряжении. Разве это ни о чем не говорит?
— Решительно ни о чем. Более того: это говорит о том, что противник пытается сохранить живую силу с тем, чтоб, отдохнув и приведя в порядок потрепанные части, начать контратаку. Но кого — вот вопрос: первой армии или второй? Порознь мы слабее восьмой армии, в частности по тяжелой артиллерии, и порознь противник может попытаться взять реванш за Гумбинен.
И тут наконец Орановский сказал уверенно:
— Противнику — не до контратаки, Александр Васильевич, с вашего позволения. Нами только что перехвачена искровая телеграмма начальника австрийского генерального штаба Конрада, в которой он просит Мольтке незамедлительно прислать ему подкрепления на центральный участок, ибо иначе может пасть Львов…
Самсонов круто обернулся и слегка повысил голос:
— Да ничего Мольтке не снимет, ибо против Шольца действуют два моих корпуса. И ничего Конраду не даст, как не давал прежде. И никакого Львова в ближайшее время Иванов не возьмет, ибо Юго-Западный топчется на месте. Это выдумки генерала Рузского, которому Львов мерещится и во сне. Он может лишь войти во Львов, а возьмет его генерал Брусилов, армия которого стоит на правом фланге австрийцев, угрожая захватом Львова с тыла. И фон Мольтке-младший прислал на наш фронт новое командование и намерен передислоцировать с запада несколько корпусов отнюдь не для бегства армии за Вислу.
— Вы тоже убеждены в том, что Мольтке передислоцирует с запада к нам три корпуса? — спросил Жилинский не без тревоги.
— Да. У меня есть сведения из двух источников. Генерал Жоффр может теперь спать если не совсем спокойно, то, по крайней мере, с надеждой на то, что противнику, придет время, как раз этих корпусов и не хватит, — сказал Самсонов.