Горючего у наших истребителей было в обрез, но они не оставили "мессершмитта" безнаказанным, завалили его возле самой дороги на глазах у людей. Дрался фашист отчаянно. Он положил машину в крутой вираж, и стрелок ожесточенно оборонялся, пока наконец, не умолк, получив хорошую порцию свинца.
Наши могли бы разделаться с ним без особой возни, но ведущий, человек осторожный, сказал: "Давай без горячки". И ведомый понял его как надо: нельзя, чтобы немец на глазах советских людей подбил или сбил советского летчика.
Уничтожив врага, они пронеслись над обочиной шоссейной дороги, и люди приветственно махали им шапками. Это было приятно.
Однако без последствий не обошлось: на самолете ведомого фашист повредил маслосистему, и пара завернула на нашу "точку". Ведомый сейчас копается вместе с техником у машины, а ведущий зашел позвонить.
- Знаете, что меня беспокоит? - нарушает молчание летчик. - Мы сбили фашиста, но ведь он не единственный. Дорогу может штурмовать и другой, и третий. Любой пролетающий мимо.
Летчик подтянул к себе ногу, локтем уперся в колено, ладонью прикрыл глаза. С минуту молчит. Неожиданно встрепенувшись, пружинисто поднимается с пола.
- Идея, ребята! Дорогу-то можно прикрыть. Это же рядом с вами. Возьмитесь... Это же доброе дело. Поговорите со своим командиром...
На улице послышался шум, дверь распахнулась, техник Анисин крикнул:
- Разведчик! Летит разведчик!
Мы выскочили из землянки в мгновение ока. Справа, на высоте около трехсот метров, между аэродромом и Ленинградским шоссе нахально шел "юнкерс". Трудно сказать, какую цель ставил перед собой его экипаж. Бомбардировщик шел по направлению к станции. Возможно намеревался ее бомбить, а может быть, сфотографировать, выяснить интенсивность наших перевозок. Вполне очевидным было: аэродром фашиста не привлекал, а может, он его и не видел. Иначе бы не шел так беспечно, на самом виду у истребителей.
С той стороны, взметнув снежную пыль, начал взлетать истребитель. Это был МиГ-3. После отрыва летчик выдержал самолет у земли, набирая скорость. Пронесшись над нами, бросил машину в крен, уверенно развернулся и, не теряя времени на набор ненужной ему сейчас высоты, сразу устремился в погоню.
- Молодец, - одобрил Ганя и по-дружески "ковырнул" Бочарова, - Илья Иванович сделал бы сейчас по-другому: обеспечив себя высотой, предложил бы противнику бой на горизонтальном маневре...
Опасливо покосившись на своего командира звена, Ганя на всякий случай отодвинулся метра на три, одобрительно продолжая:
- Потом, вернувшись с победой, преподнес бы нам сравнительные характеристики "мига" и "юнкерса". Аналитический ум! - воскликнул Ганя и притворно вздохнув, добавил: - У каждого свои недостатки...
Бочаров пропустил это мимо ушей: момент был напряженным. "Юнкерс" подходил к станции, мог в любую минуту ударить по ней и уйти в облака, а "миг", уже едва различимый, по-прежнему шел над домами. Можно было подумать, будто на самолете что-то неладно, что летчик не может набрать высоту, опасаясь отстать, потерять самолет противника.
- Что-то случилось, ребята, - взволнованно произнес Бочаров, и в ту же секунду истребитель быстро пошел в набор, подбираясь к хвосту фашистского самолета.
Звук стрельбы до нас не дошел, но мы увидели, как "юнкерс" кренясь, неуклюже пошел к земле, скрылся за крышами, будто свалился в воду: ни взрыва, ни дыма. Но в том, что он упал, сомневаться не приходилось: МиГ-3 кружил над тем местом.
- Смотрит, как лучше туда проехать, - пояснил Ганя Хозяинов и, переделав на новый манер известную фразу, позавидовал: - Взлетел, догнал и победил! Вот это летчик! Перед таким хочется встать и снять шляпу...
А летчик, будто чувствуя, что о нем сейчас говорят, быстро приближался к аэродрому. Промчавшись над городом бреющим, выскочил к рощице, где стояли дежурные экипажи, и, довернувшись немного влево, понесся над взлетно-посадочной.
Обычно свое торжество пилоты выражают боевым разворотом или уходом ввысь по прямой. Но над "точкой" нависла низкая облачность, и когда самолет начал крениться влево, мы беспокойно переглянулись: летчик мог влететь в облака, и это грозило ему потерей пространственной ориентировки.
Но он не пошел в разворот. Все больше и больше кренясь, машина легла на крыло вертикально, затем, все так же плавно вращаясь вокруг продольной оси, опрокинулась на "лопатки". Кто-то из летчиков ахнул, представив, как сейчас опустится нос и самолет врежется в землю. Однако ничего не случилось. Продолжая плавное вращение, истребитель снова лег на крыло, теперь уже на другое, и вышел в горизонтальный полет.
- Вот это бочка! - воскликнул Хозяинов.
Это была классическая по мастерству выполнения бочка. Не обычная, штопорная, которую мы выполняли в зоне, имея под собой запас высоты в три тысячи метров, а замедленная, управляемая. За это время самолет пролетел не менее километра, и летчик дважды лежал на боку, висел на ремнях вниз головой, причем у самой земли. Незначительная ошибка в технике пилотирования могла кончиться плохо.
- Почерк, конечно, не наш, - констатировал Ганя
Хозяинов, восхищаясь мастерством и безграничной отвагой пилота. А тот, закончив фигуру, снова накренил самолет и, плавно забирая вверх, пошел к третьему развороту.
- Братцы! - не унимался Хозяинов. - Где еще можно такое увидеть! Какая пластика! Балет, честное слово, балет! А как он фашиста срубил! Братцы, да такому не только я, сам бог позавидует! Уверен, это подполковник Демидов.
Хозяинов метнулся к землянке:
- Я сейчас позвоню, ребята, узнаю. Чувствует сердце мое: Демидов.
Возбужденный, он забыл закрыть за собой дверь, и было слышно, как он крутил ручку полевого аппарата, дул в трубку, кричал:
- Девушка! Дайте дежурное звено!
И пока ему "давали звено", нетерпеливо барабанил пальцами по чему-то звонкому, наверное, по фанере, на которой стоял аппарат. На том конце взяли трубку, и Хозяинов громко спросил:
- Малолетко? Иван, ты не знаешь, кто так здорово расправился с "юнкерсом"?
Ему ответили. Хозяинов тихо положил трубку, ничего не спросил, ничего не сказал и так же тихо вышел наружу.
- Я ошибся, товарищи. "Юнкерса" сбил не Демидов...
- Да не тяни!... Фамилия летчика? - нетерпеливо спросил Бочаров. - В 27-м полку есть мои однокашники...
И Хозяинов ответил:
- Стунжас! Николай Ульянович Стунжас. Не верите? Честное слово!
Мы верили.
Спустя полчаса после посадки Стунжаса в землянку зашел командир полка. Прямо со ступенек сказал:
- Здорово, орлы! Говорят, что Стунжас сработал классически!.. Жаль, не видел!..
Жалко, конечно, что "батя" не видел, но что поделаешь, он даже не знал о вылете. Такова сейчас обстановка. На аэродроме собралось много полков. Таких же, как наш, ушедших из-под удара. Все несут боевое дежурство, выделяют по паре машин в помощь 27-му полку. Их поднимают в воздух, сажают. Оперативный дежурный сообщает в полки только в случае встречи с противником.
Так он сообщил и о вылете Стунжаса.
- Жаль, не видел, - негромко повторяет Писанко.
Но мы уже знаем нашего "батю". Не это удручает его, по глазам видим: сейчас сообщит что-то тревожное. И точно. Обвел всех взглядом, достал из кармана карту.
- Наши войска покидают Калинин...
На Тургиново вышла колонна фашистских мотомехвойск. Будем ее штурмовать. Предварительно надо слетать на разведку: уточнить, где она находится, определить лучшее место для удара.
Писанко назначает разведчика-лейтенанта Томилина. Напарника разрешает выбрать на свое усмотрение.
- Товарищ командир, может, меня? - просит Максимов, когда Писанко скрылся за дверью.
Смеюсь, вспоминав конфликты Томилина и "старшины". И тот, довоенный, когда Томилин "посадил на место" Максимова. И тот недавний, в Алферьево, когда мы, молодые, высказали соображение (какая дерзость!) о вооружении МиГ-3 "эрэсами". И последний, совсем еще свежий - неудачный бой с "юнкерсом", когда Серёжа вернулся с вынужденной - грязный, промокший до нитки, злой до предела Томилин долго его "изучал" с головы до ног и наконец произнес: