В эту минуту подъехал еще один автомобиль. Из него вышел штурмбанфюрер СС Генрихс в сопровождении адъютанта.
— Господин генерал, — начал докладывать артиллерист, — как вам, вероятно, известно, слева от нас находится горный массив Романия, справа — Гласинац, высокие горы там, вдали, — это Яхорина, правее от нее — Игман, на юго-запад от Игмана...
— Я спросил вас, где находится партизанская бригада! — перебил его Бадер.
Майор растерянно заморгал и сглотнул слюну.
— На дороге, ведущей из Крупаца в Киево, появился противник. Мы отсюда ведем по нему огонь, — с запинкой доложил он.
Бадер опустил бинокль:
— Вижу, что ведете!
— Господин генерал, случилось нечто странное. Вчера вечером мы окружили бригаду, а сегодня утром в котловине не оказалось ни одного партизана!..
— Что же произошло? — сверля майора взглядом, спросил Бадер.
— Наша авиаразведка тоже подтвердила, что партизанские колонны вошли в котловину, — продолжал майор.
— Так что же все-таки произошло? — повторил свой вопрос Бадер.
— Утром их там уже не было... Они будто сквозь землю провалились, — пожал плечами сутулый майор.
— Так где же она, эта бригада?
— Не могу точно сказать, господин генерал.
— Кого же вы в таком случае обстреливаете?
— Наблюдатели из частей передают нам по радио данные для стрельбы...
— Значит, стреляете вслепую?
— Но, господин генерал, точное местонахождение бригады нам неизвестно.
Турнер бросил на него уничтожающий взгляд.
Бадер повернулся к Генрихсу, который стоял рядом, дрожа от холода, и смерил его презрительным взглядом. Гестаповец, смутившись, вытянулся по стойке «смирно».
Бадер снова было поднес к глазам бинокль, но тут заметил троих солдат, ведущих связанного крестьянина, лицо которого было в страшных кровоподтеках.
— Кто это? — спросил Бадер.
— Прикидывается дурачком, господин генерал, — ответил один из солдат. — Отказывается говорить, куда ушли партизаны.
— Если отказывается, пристрелите его! — бросил Бадер.
Крестьянину развязали руки, и один из солдат знаком приказал ему бежать.
Крестьянин бросил испуганный взгляд на генералов и, не разбирая дороги, по колено проваливаясь в снег, кинулся вниз по направлению к шоссе, то и дело оглядываясь.
Раздалась автоматная очередь, и крестьянин, раскинув руки, упал лицом в снег.
— Зачем же прямо здесь? — поморщившись, проговорил генерал Бадер.
— Солдат, видимо, неправильно вас понял, — почтительно ответил сутулый майор.
— А вы откуда родом, майор? — спросил Бадер.
— Из Кайзерслаутерна, господин генерал.
— Мне ваше лицо кажется знакомым...
— Так точно, господин генерал! Я две недели находился при вашем штабе.
— В Бухаресте?
— Так точно!
Майор приказал своим артиллеристам зарезать теленка и приготовить хороший обед, чтобы сделать пребывание здесь генералов более приятным. Их разместили в доме, жители которого два дня назад были расстреляны гитлеровцами возле горного ручья.
Низко над горой в сторону Яхорины пролетели три «мессершмитта». Генерал Бадер отметил, что позиция для артиллерии выбрана удачно, а потом выразил желание шумного отдохнуть. Он уже несколько дней пребывал в дурном настроении, поскольку уничтожение партизанской бригады оказалось делом вовсе не простым, и в ярости рвал в клочья радиограммы, сообщавшие, что «партизанской бригаде опять удалось ускользнуть».
— Сколько партизан вы захватили в плен, майор? — спросил он у артиллериста, когда они сидели за столом.
— Ни одного... Впрочем, наш дивизион находится в относительном отдалении от района боевых действий...
— Местонахождение бригады в данный момент неизвестно, стало быть, она в любой момент может нагрянуть и сюда! — усмехнулся генерал Бадер.
— По правде говоря, господин генерал, я бы не удивился...
— Ну а где, по вашему мнению, может сейчас находиться бригада? — спросил Бадер. — Странно, мы все время говорим: «бригада», а ведь по численному составу она лишь немногим превосходит наш батальон.
Майор-артиллерист оказался в затруднительном положении. Он не привык общаться со столь высоким начальством и сейчас боялся высказать свое истинное мнение на этот счет. Ведь штабные судят о противнике только по картам да по сухим донесениям и радиограммам и часто не могут оценить реальную силу и опасность противника. Они знают только одно слова — «уничтожить», между тем здесь, в холодных, неприветливых горах, все выглядит далеко не так, как это представляется там, в теплом штабе.
Бадер, забыв о своем вопросе, опустил голову. Веки у него отяжелели. После обильной трапезы с несколькими рюмками шнапса его сильно клонило в сон.
— Если бы не такая холодная зима, все, возможно, было бы по-другому, — заметил Генрихс.
— Да, партизанам она на руку, — поддержал его Турнер.
Бадер поднял голову:
— Мы же в тысячу раз лучше оснащены, на нас работает вся Европа! Зима скорее на руку нам, чем партизанам!
— Все дело в поддержке народа, — проговорил Генрихс.
— Да, бригада, несомненно, пользуется самой широкой поддержкой населения, — с серьезным видом кивнул сутулый майор.
— Просто вы все стараетесь оправдать собственное бессилие! — раздраженно бросил Бадер.
Через некоторое время он встал из-за стола и прошел в соседнюю комнату немного отдохнуть.
Майор приказал артиллеристам прекратить огонь.
Пока Бадер отдыхал, на его имя принесли несколько радиограмм. Турнер не стал беспокоить генерала Бадера и только через два часа осторожно постучал к нему.
— Господин генерал, прошу прощения, что я вас разбудил, но наши подразделения, действующие против партизанской бригады, просят поддержки артиллерии!
— Пусть артиллеристы действуют, — надевая сапоги, мрачно бросил Бадер.
В соседней комнате на столе его ждали радиограммы. В первой сообщалось:
«Наши 342-я и 718-я пехотные дивизии и части 2-го и 3-го домобранских корпусов общей численностью до тридцати пяти тысяч человек при поддержке четырех эскадрилий бомбардировщиков начали операцию по уничтожению партизанских банд в районе Сараево, Вишеград, Зворник, Тузла, Вареш. Наши войска сильно потеснили партизан и овладели основными коммуникациями, однако части партизан удалось прорвать кольцо окружения и уйти в горы. В этих боях противник понес значительные потери: около четырехсот убитыми и двухсот пятидесяти ранеными. Пленных нет».
— Ложь! — закричал Бадер, швыряя радиограмму на стол. — Партизанская бригада насчитывает около тысячи человек, а из донесений следует, что со дня ее формирования по сегодняшний день убито уже около двух тысяч партизан! Как прикажете это понимать? — спросил он, обращаясь к Турнеру.
— Да, здесь есть какая-то неувязка. И главное, партизанская бригада продолжает действовать! — ответил тот.
— Они нам нахально подсовывают заведомо ложную информацию! — покраснев от ярости, рявкнул Бадер и схватил другую радиограмму. В ней говорилось:
«Четническое командование в Восточной Боснии и Герцеговине после переговоров с нашим и итальянским командованием в Вишеграде отдало приказ своим гарнизонам в Восточной Боснии обеспечить нашим частям свободное продвижение во всех направлениях, а также сбор информации о партизанах, действующих в этом районе».
— Вот этому я больше верю, хотя четники — самый настоящий сброд, может быть, даже похуже домобранов.
— Наверняка! — подтвердил Турнер.
В третьей радиограмме Бадер прочитал:
«Сегодня, 16 января 1942 года, части 342-й пехотной дивизии вошли в Сребреницу, а усиленный 697-й полк 342-й дивизии прибыл во Власеницу, из которой четники согласно предварительной договоренности вывели свой гарнизон».
В отношении этой радиограммы Бадер воздержался от комментариев.
В четвертой говорилось:
«На железнодорожной станции Пьеновац усиленный 1-й батальон 697-го полка 342-й дивизии внезапно атаковал так называемый шумадийский батальон партизанской бригады, в составе которого находился романийский партизанский отряд... В этом сражении уничтожено шестьдесят три партизана, в том числе Славиша Вайнер, именуемый Дядей Романийским, и командир шумадийского батальона Милан Илич — Дядя Шумадийский, Тело Вайнера повешено на привокзальной площади, с тем чтобы развеять миф об этом бандите».