Обеими руками он приподнял крышку одного из гробов и содрогнулся от ужаса. Окоченевший труп немецкого солдата испугал его сильнее, чем свист пуль над головой. Обрад опустил крышку и оглянулся. В темноте преследователей не было видно, зато он хорошо различал их голоса. Немцы, видно, тоже устали, однако и не думали отказаться от погони.
«Почему они оставили своих покойников без охраны? Хотя кому нужны трупы? Или, может, люди в лодке — это охрана?»
Обрад точно на раскаленном железе стоял. Раздумывать было некогда. Он приподнял крышку следующего гроба и боязливо сунул внутрь руку. «Пустой. Спрячусь здесь».
Сначала он положил винтовку так, чтобы она ему не мешала. Потом сам осторожно лег на деревянные доски гроба. Обеими руками опустил крышку. Сердце его бешено колотилось, и это мешало слышать, что происходит снаружи. Он попытался успокоиться. Но оно билось все сильнее, словно стремясь выпрыгнуть из груди. Обраду ничего не оставалось, кроме как ждать и надеяться, что немцы не обнаружат его. Вскоре он услышал топот. До него донеслись возбужденные голоса. Обрад не понял смысла фразы, сказанной на чужом, непонятном языке, к которому он никогда не питал никакого интереса. По визгливой интонации он догадался, что кто-то, по всей вероятности офицер, ругает своих подчиненных. Обрад с беспокойством подумал о том, что будет, когда офицер устанет орать. Если крышку гроба поднимут, то обнаружат. Обрад осторожно взялся за рукоятку ножа вытащил его из ножен. Обратись в слух, он в напряжении дал, досадуя, что не понимает, о чем говорят немцы, и не может узнать их намерений. Но вот наступила тишина, а затем кто-то заговорил по-сербски:
— Немецкий офицер прав. Он нас послал сюда с этим коротышкой немцем, чтобы мы работали, а мы заснули, укачавшись в лодке. Давно доказано, что могильщики и мобилизованные мужчины в годах — самый ненадежный народ. Видишь, Бумбар, офицер сказал, что здесь кто-то пробежал. Подозревает, что мы помогли ему скрыться. Вот тут он ошибся. Разве ж мы решились бы на такое? Человек, который в своем уме, никогда бы такого не сделал. Правда, и чокнутых сейчас много. Но какое нам дело до других? Слышишь, офицер спрашивал у нашего коротышки, не заметили ли мы кого. Черта лысого мы заметили! Нас и самих мог кто-нибудь украсть, так крепко мы спали. На этот раз, мне кажется, немцев кто-то обдурил. Они все хвастают, что партизан уничтожили, а партизаны, видать, все же есть...
— Не знаю, Пестрый, — сдержанно ответил другой голос.
— Как ты думаешь, Бумбар, почему могильщиков так мало интересует окружающее? Может быть, это из-за нашей не очень приятной профессии?
— Может быть. Нам часто приходится видеть, как земля скрывает бренные останки человека. Участвуя в похоронах и привыкая к однообразию, мы привыкаем и к людскому горю... Смотри-ка, фары грузовика! Наверное, новых покойников привезли. Сейчас будет нам работенка, чтобы мы не скучали и не занимались пустой болтовней.
Обраду показалось, что шум мотора доносится из-под земли. Он осторожно пошевелился, чтобы хоть немножко размять затекшие члены. Обрада все больше тяготило его положение. Сквозь щели между гробом и крышкой проник тоненький лучик света от фар грузовика. По стенам гроба запрыгали неровные тени. Обраду показалось, что чьи-то огромные когтистые лапы хотят схватить его и разорвать на куски. Он крепко зажмурился, пытаясь справиться с неприятным ощущением. Свет ослабел, и мотор затих. В наступившей тишине раздался голос Бумбара:
— Пестрый, еще трех покойников привезли. Я забыл, сколько у нас пустых гробов?
— Четыре, если я вчера ничего не перепутал.
— Сейчас мы этих положим. Ну-ка, помоги мне этого донести. Кажись, унтер-офицер.
— Мертвецам чины ни к чему.
— Ты прав, Пестрый. Однако тяжеленный же он. А солдаты и не думают помочь.
— Они, Бумбар, сами едва на ногах держатся. Видать, им здорово всыпали наверху, в горах.
— Не наше это дело. Давай лучше работать.
— Верно, опускай унтера. Погоди, я сниму крышку. Так, теперь давай... Ну вот, лежит, этому гроб словно по заказу делали. Иди, Бумбар, подтащи следующего к борту грузовика. Я пока открою остальные гробы, а потом подсоблю тебе.
Пестрый громко зевнул и сильно потянулся, чтобы разогнать дремоту, потом нагнулся и поднял крышку. Заметив неподвижного Обрада, он в первый момент растерялся. Удивленно вытаращив глаза, он пытался понять, откуда взялось тело в гробу, который еще вчера был пуст. Пестрый хотел дотронуться до Обрада рукой, но тут услышал шепот:
— Тсс! Враз кишки выпущу, только пикни!
Пестрый от ужаса потерял дар речи. Воспользовавшись его замешательством, Обрад прошептал:
— Наклонись, не бойся!
Могильщик нагнулся и увидел холодно поблескивающее лезвие ножа.
— Только попробуй меня выдать, сразу отправишься на тот свет...
— А что же мне делать? — тихо спросил Пестрый, не зная, как поступить.
— Погрузите меня в лодку вместе с мертвыми немцами. Может, мне где-нибудь по дороге удастся сбежать.
Поняв, что отказ равносилен смерти, Пестрый спокойно положил крышку на место, скрыв Обрада от глаз, немецких солдат, стоявших поблизости.
«Сказать об этом Бумбару?.. Нет, лучше уж промолчать», — решил Пестрый. Неторопливо подойдя к грузовику, он помог Бумбару перетащить немца, шея которого была изуродована рваными ранами от пуль. Он все время с ужасом думал о том, что в гробу могут найти живого партизана. «А тогда...» Что может быть «тогда», он боялся даже представить себе и потому торопился поскорее со всем покончить. Наконец он заколотил последний гроб...
Отделенный от окружающего мира досками гроба и мучимый неизвестностью, Обрад вытирал со лба пот, прислушиваясь к ударам молотка по дереву и шуму реки... Кто-то сказал, чтобы осторожнее заносили гробы в лодку. Подошли и к гробу, в котором был Обрад. Сначала гроб потащили волоком, потом чьи-то руки подняли его. Обрад услышал хрипловатый от натуги голос Бумбара:
— Этот что-то уж очень тяжел. Хорошо, что последний. — Положим его вот здесь, с краешка. Потом легче будет вытаскивать, — стараясь говорить безразличным тоном, сказал Пестрый.
— Кажется, не хватает одного пустого гроба, — заметил Бумбар, и от этих слов Обрада прошиб холодный пот.
— Что это тебе взбрело в голову? Ты просто напутал, когда считал трупы, — стал уверять приятеля Пестрый и сел на крышку гроба, в котором лежал Обрад.
— Да нет, не мог я обсчитаться. Хотя, бог его знает... Гробы все на месте. Пустые или нет — один черт. Может, действительно оказалось на одного покойника больше?
— Конечно, мы обсчитались, — успокоил его Пестрый и взялся за весло.
На другом берегу гробы перегрузили в машину. Судя по быстроте погрузки, Обрад решил, что это сделали солдаты. Грузовик медленно покатил в город. Голосов могильщиков больше не было слышно.
В гробу было нестерпимо душно. У Обрада мелькнула мысль, что они едут на городское кладбище, и он со страхом подумал о том, что может живым оказаться в могиле. К счастью, гробы установили в каком-то помещении, и вскоре все стихло. Тут Обраду невыносимо захотелось спать. Проснувшись, он почувствовал, что все его тело затекло. Обливаясь потом от духоты, прислушался. Тишина, запах плесени и воска наполнили его душу непонятной тревогой. Он решил, что, наверное, еще не рассвело, потому что сквозь щели гроба не проникал дневной свет. «Надо открыть крышку, тогда можно будет сориентироваться». Упершись локтями в дно, он напряг все силы, пытаясь приподнять крышку плечами. Наконец она отскочила.
«Церковь... Я по-прежнему в обществе мертвых фрицев. Интересно, стерегут ли живые немцы своих покойников?»
В ноздри ему ударил тяжелый запах разложения. Зажав рукой нос, он выглянул в маленькое окошко, через которое в церковь проникал слабый лунный свет. С этой стороны церкви было кладбище — он увидел очертания памятников. Обрад взял свою винтовку и снова вернулся к окну. Теперь он заметил немецкого солдата, который прохаживался по дорожке между церковью и кладбищем.
«Часовой! Так я и думал! Черт бы его побрал!..»