Стаффа переменил позу, скрестив руки, и внимательно всмотрелся в старика.
— Кто, Стаффа? — Претор пристально смотрел на него. — По-моему, ты изберешь сассанцев, а потом набросишься на них. После того как ты выжмешь их до последней капли в войне против Риги, ты станешь правителем человечества — и, наконец, потерпишь поражение.
Стаффа поднял бровь.
— Я на время поддержу твою игру. Почему я потерплю поражение?
— Тебя, в конце концов, сломает твое собственное отсутствие человечности. Люди свергнут тебя. Не армии.., человеческие существа.
Стафф рассмеялся.
— Люди? Эти жмущиеся массы преследуемых страхами идиотов, проклинающих мое имя? Ты думаешь, им удастся то, что не под силу империям и армиям? Давай будем серьезны.
Претор посмотрел на руины своей столицы. Печальным голосом он проговорил:
— Я серьезен, Стаффа. Для тебя люди — фигуры на шахматной доске. Ты рассматриваешь их как хаотические силы, потоки и волны возмущения, не имеющие предсказуемого направления. Но ты — не человек. Если хочешь спасти себя, Стаффа, ты должен узнать, что значит быть человеком. Ты не можешь понять духа, дышащего в человеке. — И из-за этого он когда-нибудь тебя уничтожит.
— Ничто и никогда меня не уничтожит.
Чуть заметная перемена произошла в хриплом голосе.
— Даже любовь? — Долгое колебание. — Ты однажды нашел ее, правда?
Стаффа сдержал гневный ответ и облегчил стеснение в груди с помощью долгого вдоха.
Старик разглядел его уловку.
— Пленная девушка, не так ли? Поразительно прекрасная рабыня, предназначенная для продажи в публичные дома на Селене. Но только она оказалась слишком прекрасной, чтобы ты прошел мимо. Ты еще раз удивил меня, Стаффа. Я никогда не думал, что твое сердце позволит тебе полюбить. Я думал, что сумел в тебе это убить.
Мускулы на спине Стаффы напряглись и начали перекатываться. «Чего он добивается? Откуда он может знать? Крисла, моя возлюбленная Крисла…»
Претор шевельнул губами.
— Возможно ли, чтобы в тебе все же пряталась искра человечности, Стаффа? Даже после всего, что я сделал с тобой?
Стаффа прикрыл глаза. Чувства его были в смятении. Картины ее лица наполнили его память: чуткая улыбка, любовь в мягких янтарных глазах…
— Гадаешь, откуда мне об этом известно. Командующий? — скрипел старческий голос. — Да, действительно откуда? Откуда мне знать, что Крисла родила тебе сына?.. Их украли у тебя почти.., сколько? Двадцать лет назад? Ни следа их не удалось обнаружить, несмотря на твои угрозы.., и вознаграждение.
Стаффа резко обернулся, и плащ его раскинулся наподобие крыльев, а он уперся в госпитальную установку. Его горящее лицо оказалось всего в нескольких дюймах от лица Претора.
Слова его прозвучали, как сдавленное шипение:
— Что… Что ты знаешь?
Железные пальцы впились в дряблую плоть щек, и Стаффа развернул голову так, чтобы она встретила его пылающий взгляд.
Хрупкие челюсти дернулись. Претор сглотнул и прохрипел:
— Ничего.., если ты будешь.., так меня держать. Отпусти меня, Стаффа, и я скажу тебе.
Стаффа с трудом оторвал дрожащие пальцы, деформирующие мертвенно-бледную плоть. Оставшиеся красные пятна говорили о будущих синяках.
Претор проверяюще двинул челюстью и всмотрелся в Командующего. В выражении его лица читалась почти неприкрытая ирония.
— Я знал, что ты пойдешь против меня, Стаффа. — Голос скреб, как ноготь по ржавой жестянке. — Тридцать лет назад я наблюдал, как распространяется твоя слава. Мы с тобой уже встали на путь столкновения. Я чувствовал, что грядет. И я единственный во всем свободном космосе, кто когда-то знал тебя, как.., как ранимое существо. Не как бога, Стаффа. Как мальчика. Более того — как испуганного ребенка, которого я когда-то нашел в разбитом шаттле. Ты помнишь? Ты можешь вспомнить, как ты плакал над раздавленными телами своих родителей?
Стаффа отказался вспомнить этот день. Кулак его сжался и задрожал.
Претор разглядывал взорванную столицу за бронированным окном.
— А ты помнишь, Стаффа? Ты можешь восстановить в памяти те разговоры, которые мы вели? Как ты стал мне сыном, которого я никогда не родил? Ты любил меня тогда, а я.., я любил тебя.
Молчание затянулось. Стаффа кусал губу: острая боль помогала ему не потерять сосредоточенности. Этот человек… В его уме начали вспыхивать призрачные картины из памяти: те моменты, когда они знали смех, радость и уверенность. Жизнь, где не было наемных убийц, крови и кораблей, которые разметали смерть по звездной изморози пустынного космоса. Теплые комнаты, учителя, завтрак в постель. И давящее одиночество, одиночество столь ужасное, что только учение облегчало его.