Мужчины, конечно, тоже собирались в подобных заведениях, чтобы потолковать о серьезных вопросах: торговле и политике, здоровье и бедности, лошадях, собаках, верблюдах и женщинах. Приезжих принимали всегда с радостью. В разобщенных поселениях Империи караваны любили не только за то, что они возили необходимые товары. Они были также разносчиками новостей и сплетен. А в унылой однообразной жизни селян так мало радостей.
Баня в оазисе Высокие Журавли не отличалась ни удобством, ни обширностью, однако народу в нее набилось много. Вокруг жаркой печки собралось не меньше сотни женщин и девочек. Сквозь толстые стены не проникала дневная жара, зато и остывала баня долго – окошки были наглухо забиты. Лампы дымили и мигали, гудели насекомые, приглушенно звучали голоса. В темных углах хныкали малыши.
Кровавая Слюна в который уже раз принялась объяснять, почему она так плохо спит, рычала и храпела, пытаясь в деталях изобразить бабушку Каменной Кишки. Кэйдолан вежливо кивала, улыбалась или хмурилась, когда того требовал рассказ, стараясь при этом не выпускать из виду Иносолан.
Принцесса сидела среди молодежи в пятне тусклого света лампы. Она распустила волосы. Верхняя половина ее лица загорела под жестоким пустынным солнцем, нижняя осталась светлой, скрываемая чадрой. Из-за этого лицо Инос напоминало маску.
Конечно, первым делом им задавали обычные вопросы, возникающие у всех местных из-за светлой кожи и светлых глаз, зеленых у Иносолан и голубых у Кэйдолан. Сегодня Инос предложила простейшее объяснение: джотуннская кровь в роду примешалась так давно, что подробности неизвестны. Местные с пониманием вздыхали. Иногда Инос добавляла мрачные подробности про длинные корабли или вместо этого изобретала эльфийских предков. После особенно тяжелых переходов она выдавала истории, в которых фигурировали и эльфы, и сцены изнасилования, причем в самых невероятных сочетаниях.
Баня в Высоких Журавлях была вполне сносной. Женщины, как заметила Кэйдолан, одевались лучше, чем во многих других поселках. Никаких драгоценностей, разумеется, но белье и полотенца из хорошей ткани. Оно и понятно: оазис находился всего в трех днях пути от большого города, не то что деревушки в самом сердце пустыни. С другой стороны, здесь не было никакого производства, которое могло бы обеспечить процветание – Азак говорил об этом нынешним вечером.
При мыслях о султане Кэйдолан вдруг поняла, что в бане о нем не упоминали. А ведь он был заметной фигурой. И вообще Охотников на Львов окружал романтический ореол. В другие вечера какая-нибудь девица непременно принялась бы забрасывать вопросами его предполагаемую жену. Но не здесь, в Высоких Журавлях. Эта невнимательность могла бы порадовать Иносолан, но странно нарушала обычное течение вечера.
Сама принцесса не сделала до сих пор ничего необычного, не бросала никаких таинственных замечаний.
Приближалось время ложиться спать. Молодые женщины уже начали одеваться, готовясь выйти к своим нетерпеливым мужьям и выполнить непременные вечерние обязанности. Каменная Кишка принялась разглядывать свой педикюр, сделанный одной из ее внучек. Кровавая Слюна заснула посреди своих жалобных излияний по поводу бессонницы. Кэйд поднялась с подушек. Она застегнула сандалии и надела чадру. Потом подошла поближе к молодежи.
Иносолан посмотрела на тетку и натянуто улыбнулась.
Раздался звонок, разорвавший сонную атмосферу бани. Кэйд от неожиданности вздрогнула и села. Инос зевнула.
Одна из женщин выглянула за полог и, оглянувшись, стала выкрикивать имена. Названные женщины спешили уйти или натянуть на себя одежду. Все они были местные. Гостьи тоже засобирались: если местные мужчины пришли за женами, значит, вскоре начнут приходить и караванщики – торговцы, охранники, погонщики верблюдов.
Кэйд с трудом подавила зевок. Она заметила, что Иносолан выжидающе смотрит на Яртию, молодую жену Четвертого. Вот оно, начинается, что бы это ни было. Яртия высыпала из мешка на пол таблички для тали.
– Кто хочет немножко поиграть перед сном? Некоторые из местных перестали одеваться и замерли.
– Я бы бросила разок или два, – прозвенел голос Инос. Кэйд застыла от неожиданности, памятуя, как племянница месяц назад сказала, что у Яртии крапленые черепки.
– И я тоже, – примирительно молвила Кэйд, – только я забыла…
– Я с тобой поделюсь, – перебила Инос и позвенела сумкой, чем совершенно сбила тетку с толку. Потом та припомнила, что Инос после ужина отозвала Азака в сторонку и о чем-то говорила с ним. Интересно, как Инос объяснила Азаку, зачем ей понадобились деньги? Но Азак, по всей видимости, не спорил. Он был очарован Инос. Совершенно очарован. Судя по звуку, в сумке находилось целое состояние.
Минута – и игра началась. Игра была по-детски проста. Единственное, что требовалось, – хорошая память, чтобы запоминать числа на табличках, которые переворачивали лицом вниз. Таблички Яртии были старые, поцарапанные, все в пятнах, ими уже долго играли.
Кэйд из последних сил боролась с зевотой. К этому позднему часу она уже устала. Воздух пустыни, кажется, действовал на нее усыпляюще. К тому же еще и возраст.
Она снова зевнула.
Поначалу герцогиня следила за игрой, стараясь изо всех сил углядеть и запомнить жульнические отметинки. Но глаза уже стали не те, что когда-то, да еще тусклое освещение. Ох! Она просто засыпала. Кэйд никогда не приходила в восторг от азартных игр, считала их пустей тратой времени. Вскоре она уже ужасающе проигрывала. А Иносолан и того хуже.
Яртия тоже проигрывала. Но чем хуже ей приходилось, тем выше она поднимала ставки. Кэйд попыталась составить план, ведь должен же быть план. Золото Азака таяло со скандальной скоростью. Поселковые женщины не могли остановить игру, пока они были впереди и дела у них шли отлично – это было бы плохим тоном. Вскоре девушка, дежурившая у двери, выкрикнула какие-то имена, и игроки, попросив прощенья, вышли и горячо зашептались за дверью со своими мужьями, а после возвратились в круг. Кэйд и Иносолан, борясь с усталостью, хором зевали и расставались с остатками надежды.
– Госпожа Яртия?
Яртия поднялась и подошла к двери. Как и следовало ожидать, Четвертый не смог отказать своей молодой прекрасной жене в маленькой просьбе. После непродолжительного перешептывания Яртия вернулась к игре.
Кэйд зевнула и внезапно очнулась – вот сейчас!
– Госпожа Хатарк?
Иносолан из-под сонных, отяжелевших век бросила на тетку виноватый взгляд, затем встала. Видно было, что она еле волочит ноги. Но Азак, конечно, тоже согласился. Ведь у него было много дел, пока лагерь готовится к ночлегу, и на альковные утехи ему не приходилось рассчитывать. Через мгновение Иносолан, позевывая и спотыкаясь, вернулась.
– Он говорит, мы можем остаться, пока Яртия здесь, и нас проводит Четвертый.
Игра продолжалась, ставки росли. Кэйд содрогалась, представляя, сколько может стоить эта игра. Во имя неба, на что могла надеяться Иносолан? Баня опустела и казалась теперь больше и просторнее, в темных углах притаилось эхо. Вскоре после того, как осталось всего полдюжины игроков, все три местные женщины с восторгом благодарили счастливую судьбу. Инос передала тете еще денег. Кэйд уже без всякого стеснения зевала, с трудом удерживая себя в бодрствующем состоянии, сражаясь с внутренними голосами, логично доказывающими, что поведение ее глупо, что она слишком стара, должна была настоять на своем и уйти спать, завтра долгий дневной переход. Но другой голосок, въедливый чертенок, нашептывал, мол, нет, не настолько уж стара, и час не слишком поздний, если вспомнить распорядок в Кинвэйле, и, очевидно, у Иносолан на уме что-то серьезное, раз она выбрасывает на ветер столько денег.