У пыльного, затерявшегося в степи разъезда Темиргое повторилась трагедия двадцати шести бакинских комиссаров. Там, в закаспийской пустыне, на перегоне между станциями Перевал и Ахча-Куйма, на 207-й версте, расстрелом большевиков командовал английский разведчик Тиг-Джонс, здесь Адам Фокленд...
Оскар Лещинский был казнен позже, 18 сентября. В 7.30 вечера за ним в камеру явился подпоручик Мициев. Оскара вывели на задний двор Петровской тюрьмы. Он был зарублен пьяными солдатами конвоя...
ГЛАВА ШЕСТАЯ
После беседы с командой рыбницы, уходящей на рассвете в Баку, Атарбеков задержался у Кирова. Пора была поздняя, и Киров был рад этому ему давно хотелось по душам поговорить с Георгом, но все как-то не мог выбрать подходящего момента.
Искурив весь табак и все папиросы Сергея Мироновича, Атарбеков нервно перебирал свои окурки в пепельнице - искал табаку на цигарку и, не находя его, еще больше нервничал. Эту нервную возбужденность Киров и раньше замечал в нем, но не придавал ей значения. Да и курил Георг намного меньше.
- Тебе трудно стало на работе? - как бы между прочим спросил Киров, бросив на него внимательный взгляд.
Георг сильно исхудал в последнее время. Глаза у него были красные от бессонницы, щеки впалые, лоб прорезали глубокие морщины. Даже рыжая его борода как-то выцвела. Разве скажешь, что ему двадцать семь лет! Дашь все сорок - сорок пять.
- Утомляет жара, Мироныч. Но что поделаешь: Астрахань, всем жарко! Атарбеков усмехнулся, отведя глаза. "Жарко" имело определенный смысл.
- Да, жарко, Георг! Трудное время. Много сложных задач возложено на плечи каждого. - И, видя его состояние, Киров как можно мягче проговорил: - Я думаю, ты очень устал в последнее время, тебе следует немного отдохнуть и подлечиться. На твоей нелегкой работе всегда надо иметь свежую голову и крепкие нервы, чтобы не было никаких случайностей и ошибок...
- Жалуются на меня? - спросил Атарбеков.
Киров помедлил с ответом.
- Да, Георг.
- И на что жалуются? - Атарбеков оттолкнул от себя пепельницу.
Киров снова помедлил с ответом.
- Говорят, стал ты излишне подозрительным... Борясь с настоящими врагами, ты порой сажаешь людей и не столь виновных. Опасная штука!
Руки Атарбекова невольно стали шарить по карманам, но, увы, портсигара он не нашел; который уже раз за последнее время он забывал его то дома, то на службе. Этого раньше не случалось с ним.
- И от кого поступают жалобы?.. Не от Аристова ли?..
- И от Аристова, и от работников Реввоенсовета, и от исполкомовцев... Говорят коммунисты, а не обыватели! К ним стоит прислушаться!
- Теперь мне все понятно... - загадочно произнес Атарбеков. - И куда ты думаешь меня отправить "отдыхать", Мироныч?.. Не в Пятигорск ли?..
Киров рассмеялся:
- Нет, в Пятигорск еще рановато. А вот на Черепаху вполне можно поехать. Что же делать - лучшего курорта у нас пока нет. Отдохнешь, наберешься сил, тогда и работать будет легче.
- А если я буду... протестовать? - Атарбеков скрестил руки на груди.
- Не поможет, Георг. Будет написан самый настоящий приказ Реввоенсовета с подписями и печатями. Попробуй его не выполнить!
- Так и в трибунал могу угодить?
- А что ты думаешь? - Киров снова рассмеялся. - Но лучше за отказ ехать лечиться, чем... - Он пошевелил в воздухе пальцами, не найдя точной и необидной для Атарбекова формулировки. Но Атарбеков прекрасно его понял. - Вчера с начальником санотдела я ездил на Черепаху. Прекрасные места! Знаешь, что мы задумали? Открыть там санаторий для больных и раненых красноармейцев!
Атарбекову в общем неприятен был весь этот разговор об отдыхе и Черепахе. Он зажал бороду в кулак, мучаясь в догадках: то ли Мироныч действительно думает о его здоровье, то ли за этим отдыхом кроется нечто другое, может быть, даже перевод на другую работу, отставка, так сказать.
- Окруженная со всех сторон Астрахань - и санаторий для красноармейцев? - спросил Атарбеков. - Я не ослышался?
- Нет, не ослышался! - Киров откинулся на спинку кресла. - В этом деле мы думаем сделать почин. Заодно я приглядел на Черепахе и небольшой домик для тебя. Он весь утопает в зелени. Повесишь в саду гамак и будешь себе почитывать книги. Выделим и "четверть коровы". Одним словом... собирайся на отдых.
- Ты что, Мироныч, на самом деле хочешь устроить для меня этакую дачную идиллию?
- До Черепахи - полчаса езды. В любую минуту сможешь приехать в город, - уклончиво ответил Киров.
Вошел телеграфист с кипой телеграмм. Пока Сергей Миронович читал и ставил на телеграммах свои размашистые резолюции, Атарбеков перебрал разбросанные на столе книги. Он взял одну из них, раскрыл: глаза пробежали по строкам, а мысли все вертелись вокруг Черепахи. Потом посмотрел на обложку книги. Это был роман Чернышевского "Что делать?".
- Да, Мироныч!.. - Атарбеков хлопнул себя по лбу. - У меня ведь сюрприз для тебя! Как это я мог забыть!..
- Какой? - Киров подписал последнюю телеграмму и вернул всю кипу сонному телеграфисту. С любопытством уставился на Атарбекова.
- Хочу дать тебе почитать этакую пухлую папку - "Дело об учреждении надзора полиции за государственным преступником Николаем Чернышевским". Состряпано оно здесь, в Астрахани.
- Ты не шутишь?
- Ну какие тут могут быть шутки.
- И ты до сих пор молчал об этом? - Киров был потрясен. - Ты представляешь себе ценность этих документов для характеристики Чернышевского?
- Представляю, конечно, - смущенно, а потому не совсем уверенно ответил Атарбеков, не ожидая такой реакции на свое сообщение.
- Да их немедленно надо послать Ленину!.. Ты понимаешь?.. Ле-ни-ну!.. - Киров порывисто поднялся и, сунув руки в карманы брюк, стал большими шагами мерить кабинет. На время о Черепахе было забыто.
- Зря ты горячишься, Мироныч. Найдены эти материалы только на днях при разборке архивов, и в очень уж растрепанном виде. Сейчас их приводят в надлежащий порядок. А потом, может быть, по свежим следам найдем еще что-нибудь более значительное.
- Ты обязательно дай мне найденные материалы, и как можно скорей. Они так кстати будут к моему докладу! Возможно, что мне придется не столько говорить уже о романе "Что делать?" и об образе Рахметова, сколько о самом авторе романа. Ведь это не менее интересно. Ты только подумай, в каких невыносимых условиях жил Чернышевский: обыски, надзор, ссылка, надорванное здоровье, а он не сдавался и продолжал упорно работать. До конца своих дней он сохранил удивительно трезвый и ясный ум, необычайное присутствие духа и верность делу революционных демократов. Разве это не подвиг, на котором должны учиться последующие поколения?
Атарбеков задумчиво перелистал книгу:
- Здесь, в Астрахани, он переводил пятнадцатитомную "Всеобщую историю" Вебера. Знаешь?
- Знаю, Георг. Сама "Всеобщая история" особого интереса не представляет, а вот статьи Чернышевского "О расах", "О квалификации людей по языку", приложенные к переводу, очень интересны. На первый взгляд они кажутся отвлеченными по теме, а на самом деле в них Чернышевский выступает против человеконенавистничества и национального гнета. Ты прочти эти статьи. Они очень любопытны.
- И когда ты успеваешь все это читать? Удивляюсь!.. У меня вот как-то не получается. Сколько ты спишь в сутки?
- Много ли мне, здоровому человеку, нужно? Часа три посплю - и чувствую себя вполне бодро.
Киров погасил свет и раскрыл окно. Тихий ветерок зашелестел бумагами на столе. Занималась заря. Крыши домов, купола церквей - все было залито нежным, радостным светом.
Атарбеков тоже подошел к окну. Они долго молча стояли, наслаждаясь тишиной и восходом солнца.
- Когда тебе впервые пришлось читать роман "Что делать?"? - спросил Киров.
- Впервые? В гимназии. Правда, тогда многого я в нем не понял, да и читал разрозненные главы. У нас боялись начальства и для большей безопасности книгу хранили в разобранном по главам виде. Полностью роман я прочел несколько позже, в Московском университете. У нас на юридическом факультете у троих студентов были личные экземпляры. Мы ими распоряжались, как своими.