Киров попытался представить сестер Анну и Лизу взрослыми - с ними он не виделся больше десяти лет - и не мог: они ему все казались такими же, как и в детстве, с короткими косичками, в коротких платьицах, босые…
- А вы, товарищ Киров, откуда родом? Здешний или приезжий?..
- Выходит, что приезжий, Толя… Родился я на севере, далеко от Астрахани, в тихом и сонном купеческом городке Уржуме. Ты, пожалуй, и не слыхал про такой город?..
- Уржум? - произнес Анатолий. - Смешное название!
- По-марийски - есть такая народность марийцы - это означает: «увидел белку».
В двенадцатом часу ночи, после заседания ревкома, Киров вместе с Чугуновым пошел в кремль.
На улице было холодно, крепчала моряна, накрапывал дождь.
- Стоило бы совсем перебраться в кремль, - сказал Чугунов. - Так оно было бы спокойнее.
- И в городе ничего не случится, - ответил Киров.
- Плохо ты знаешь Астрахань, Сергей Мироныч. Ой, плохо! И пролилось же здесь кровушки! - Чугунов взял Кирова под руку. - В прошлом году, в январе, тоже думали, ничего не случится. А случилось!.. Спасибо дедушке-кремлю. Выручил. Целых две недели защищались за его стенами. Их ведь никакими пушками не возьмешь. Сложены в двадцать кирпичей. Вот как строили!
- Да, хорошо строили, - согласился Киров, ощупью продвигаясь вперед. - А вот то, что на улице такая темень, не делает тебе чести.
- А я специально потушил фонари. В темноте не сразу и поймешь, какие части стягиваем в кремль. Пусть бесится вражья агентура!
- Ты думаешь, они не знают, какие части в гарнизоне? Недооцениваешь врагов!
Чугунов подумал, сказал:
- Выходит, что перестарался! - И чистосердечно признался: - Я даже дал команду - чтобы шли тихо, без всяких там разговорчиков и папиросок. На цыпочках у меня, одним словом…
По направлению к кремлю как раз шла какая-то пехотная часть.
- Может быть, это мятежники идут? - пошутил Киров.
- Ну, что ты!.. - Чугунов вздрогнул, нырнул в темноту, вернулся. - Идут моряки Ульянцева Тимофея Ивановича.
- Нехорошо получается, - сказал Киров. - Золотой народ, а заставляем в таком мраке грязь месить. Я бы на твоем месте поступил иначе: зажег бы все фонари и части гарнизона повел бы в кремль с духовым оркестром, под бой барабанов! От одного этого у многих белогвардейцев затряслись бы поджилки. Что, не так?.. Ведь мы законная рабоче-крестьянская власть, а устраиваем какую-то тайную вечерю.
Чугунов не ответил. Он думал.
В проходной кремля начальник караула раскрыл тетрадь и доложил Чугунову о прошедших частях гарнизона.
В кремле уже находились Сводный Коммунистический отряд Аристова, отряд Нефедова, отряд Командных курсов.
- Усилить охрану на башнях и глядеть в оба! - приказал Чугунов и повел Кирова через кремлевский двор в свою временную резиденцию. Подумав над словами Кирова, сказал: - В следующий раз я так и сделаю, как ты советуешь.
- Как именно? - не понял Киров.
- Части гарнизона поведу в кремль при фонарях и с духовым оркестром.
Киров рассмеялся:
- Ты что думаешь, мы все время только и будем заниматься тем, что усмирять мятежников? Нет, на этот раз, если они выступят, навсегда отобьем охоту восставать против Советской власти.
Они поднялись наверх, прошли длинный коридор.
В приемной губвоенкома было людно и шумно. Здесь собрались командиры и комиссары частей и отрядов, вызванные на совет штаба обороны.
Чугунов провел Кирова в свой кабинет.
Развернув на столе карту города, он сходил за чаем, достал из шкафчика коробку леденцов.
- Выпей чайку и немного отдохни. Соберутся на совет штаба, потом не скоро всех разгонишь, - посоветовал он Кирову.
- Спасибо, Петр Петрович, - поблагодарил Сергей Миронович. - Сам бы тоже отдохнул, выглядишь… неважнецки.
- Да, мне все говорят об этом в последнее время, - горестно вздохнул Чугунов. - Да что тут поделаешь?.. Чахотка!.. Кашель замучил!.. Я ведь, дорогой товарищ Киров, нажил эту проклятую болезнь в бондарных мастерских Форпоста. Подростком начал работать у всяких там тишечкиных, горюновых, заваруевых… Известные на Форпосте кровососы… С утра до вечера только и знаешь - пилишь, строгаешь, гнешь дубовую клепку, вяжешь обручи, сбиваешь упругие, как мячи, жировые и икорные бочки, заливную «посуду»… Хозяевам одна прибыль, а работникам - чахотка… Так-то!.. - Чугунов грустно посмотрел на Кирова. - Но ничего!.. Все это даром не прошло. Я всю эту капиталистическую механику понял, будучи еще подмастерьем. В партию ведь я вступил еще в пятом году…
Чугунов ушел, старательно прикрыв за собой массивную дверь. Почему-то он страшно разволновался, вот так, ни с того ни с сего, поведав Кирову о своей жизни!.. Человек он был суровый и жалеть себя не любил, да и не умел…
Он прошел в конец коридора, где в одной из пустующих комнат была устроена небольшая мастерская. Чугунов открыл дверь, на него пахнуло холодом. Стекла были покрыты инеем. Несмотря на это, он снял шинель и принялся было строгать доску, но руки не слушались его, коченели от холода. Тогда Чугунов отложил рубанок, открыл тумбочку и, похлопав в ладоши, достал бутылку с остатками спирта, налил себе полкружки и, запрокинув голову, одним махом опорожнил ее… На какое-то мгновение у него перехватило дыхание, брызнули слезы…
Потом он успокоился и ровненько выстрогал доску, положенную на верстак. Бондарное и столярное дело Чугунов любил горячей любовью рабочего человека, с детства привыкшего к труду. Вот уж второй год он был губернским военным комиссаром. Нелегкая работа выпала Чугунову: пришлось создавать совершенно новые военные органы, налаживать мобилизационную работу, формировать команды, подразделения и целые воинские части, заботиться об обеспечении их командирами, оружием, продовольствием, транспортом и техникой. В условиях гражданской войны это были трудные задачи… А он почти каждый день, когда ему удавалось, час-другой пропадал у себя в мастерской. Без физического труда Чугунов не мыслил своей жизни. Не потому ли в Астрахани он был одним из самых грозных людей для врага! Для тунеядцев и бездельников! Для буржуазии! В тиши мастерской, за работой, он отдыхал от служебных забот и волнений, собирался с мыслями, принимал решения.
Любил запах стружки, шуршание стружки под ногами.
После просторных, светлых и теплых комнат ревкома в кремле было холодно и неуютно. Все здесь выглядело непривычно. Давили тяжелые своды. Окна напоминали бойницы. Вместо письменного стола посреди комнаты стоял дубовый стол на тридцать - сорок человек, за которым, наверное, пировало не одно поколение кремлевских обитателей; вместо настольной лампы с абажуром горели толстые, перевитые золотой ниткой церковные свечи в массивных подсвечниках.
Налив чаю в кружку, Киров прошелся по кабинету. Постучал кулаком по стене. Стена была беззвучна, как гранит.
Дверь приоткрылась. Вошел командир Н-ского полка Савва Ионов.
- Могли бы вы, товарищ Киров, уделить мне несколько минут перед советом?..
- Прошу! - Киров поздоровался. - Только учтите, скоро начнется совет.
Ионов сел, закинул ногу на ногу, оперся руками на эфес шашки.
- Я вас не задержу… - По его лицу скользнула саркастическая улыбка. - А совсем еще недавно у всех находилось время для Ионова! Каждый считал за честь поговорить с Ионовым!.. Только с недавних пор, а точнее после создания ревкома, отношение к Ионову изменилось. Никто с ним не поговорит, не спросит совета. А ведь я боевой командир! На фронте командовал ротой. Трижды ранен. Имею награды…
Киров тоже сел. Отпил глоток чаю и отставил стакан. Командира Н-ского полка он знал мало. По ревкому ему больше приходилось иметь дело с комиссаром полка.