— Какой рай вокруг, какой рай! — воскликнул раз старший брат-каторжник Демьян в то время, когда они стояли на вершине высокой горы.
Демьян был человек низенький, широкоплечий, с большой головой, на которой росли густые, черные волосы. Спускаясь книзу на висках, они сменялись такой же черной бородой, которая окружала его лицо с выразительными большими глазами, высоким лбом и орлиным носом. Другой беглый каторжник, Осип, был высокий человек, голубоглазый, с бледным лицом, окруженным светлыми волосами. Одеты они были в изорванные толстые рубахи, с серыми арестантскими шапками на головах, их жены — молодые бабенки — смотрели на них радостно и с любовью. Природа действовала на всех, наполняя их сердца весельем и заставляя забыть их мучительное прошлое.
Они долго стояли молча — то озирая окрестные виды, то устремляя взоры в голубое небо.
Внизу под ними на необъятном пространстве расстилались зеленые холмы, возносясь кверху своими куполами и кое-где чередуясь с гигантскими горами, которые гордо возносились к небу своими вершинами, подобно великанам посреди зеленых, резвых детей. Где-то внизу шумел водопад, в то время как сверху слышались крики орлов, пролетающих под голубым небом на распластавшихся неподвижных крыльях. На востоке виднелась полоска Каспийского моря, казавшаяся гигантским блюдом из голубого хрусталя.
— Да, рай, — ответил Осип. — Смотришь и так легко на душе. Чуется, что здесь один Господь над нами, да Его ангелы, может, пролетают, и дела им нет, что мы беглые каторжники и… без паспортов.
— Это по людским понятиям — каторжники, а для Бога все равно — что каторжник, что губернатор: у того-то на душе, может быть, столько грязи, что и лопатой не снимешь, а у нас поменьше… Нас сковывали цепями, да вот расковались они, а по-правильному рассудить, то есть цепь одна для всех людей: кует ее дьявол в аду из злейших скорпионов самых черных грехов, и кого крепче оплетает ею — губернатора ли или мужика, — об этом не думаем. Ну, ладно, были острожниками и конец: здесь мы вольные люди, и на этой вот горе я самый первый дворянин после Адама.
С последним словом он выставил ногу, подбоченился и со смеющимся лицом начал поглядывать вокруг себя гордыми глазами.
Все засмеялись.
— Первые вы дворяне оба, — заговорила жена Демьяна, весело посмеиваясь, — а мы, значит, дворянки будем.
— А мне хочется плясать — ай-люли! — воскликнула другая бабенка и, ударив в ладоши, завертелась на месте.
— Стойте вы, бабы!
Женщины остановились.
Осип стоял с серьезным лицом, держась пальцами за кончик своей длинной бороды, и задумчиво проговорил:
— Это ты правильно: посреди этого Божьего храма мы — свободные люди, цари, как и эти вот птицы, что парят над нами…
Он указал на орлов.
— Только долго ли будет так? Это первая дума, от которой ум мутится… А вторая вот какая: надо нам отыскать что ни на есть пустое место, где нога не ступала бы человека, и поселиться там. Бог поможет — волк не съест и полицейский не прицепится, потому что его не будет там. Жить же мы будем в мире и любви не по человеческим правилам, а по правде Божией, и станем мы землю обрабатывать от зари до зари в поте лица, как и сказано в книгах святых: «Человек в поте лица ешь хлеб свой». Надеюсь я, Бог прострет над нами руку Свою и спасет нас и от гадины злой, и от лесного зверя, и, что опаснее всех лютых зверей, — от человека недоброго, который прицепится: дайте паспорт, а у нас его нет. Поживем, и дети у нас будут, а потом…