— Ты понял. А теперь говори, где он, или дела будут плохи. — Он сделал шаг к Полумагу.
— Боюсь, что для этого слишком поздно.
Он вызвал магию и почувствовал, как она вылетает по спирали из кончиков его пальцев и невидимо обволакивает конечности Лашана. Помощник начальника порта взвизгнул и шлепнулся на землю. Попытавшись встать на ноги, он оторвал от земли бедра, но тут же рухнул назад. Продолжая попытки, он со стороны походил на человека, полного решимости познакомиться поближе с особенно привлекательной уличной колдобиной.
— Что со мной происходит? Я не могу двинуть ни руками, ни ногами, — простонал он. Эремул покатил кресло вперед, пока не оказался над человеком, попавшим в бедственное положение, и вперил в него взор.
— Ну, ну, Лашан, — сказал Полумаг с притворным сочувствием. — Уверен, что такая малость, как временная потеря конечностей, тебя не обескуражит. Я уже предвкушаю хорошую взбучку.
— Ты…ты это сделал со мной.
— Ах. Он не только отважен, но и проницателен. Тебе следует осмотрительней выбирать, кому угрожать. — Его голос погрустнел. — Так и сидел бы здесь целый день и смотрел, как ты извиваешься, словно червь, но, сказать по правде, у меня болит задница, и мне ужасно хочется принять горизонтальное положение. Ответь на мои вопросы, и я позволю тебе уползти назад, в твою дыру.
— Иди, потрахайся сам с собой.
Эремул вздохнул.
— Будто у меня есть выбор. — Он направил кресло и переехал колесом вытянутые пальцы Лашана, которыми тот скреб по земле. Лашан взвыл от боли.
— Потише, — сказал Полумаг. — Ты же не хочешь, чтобы все увидели, как тебя унижает безногий калека, не так ли? Развернув кресло, он переехал другую руку Лашана. На сей раз он услышал, как под колесами хрустнули кости. Крики усилились. — По звукам похоже, было больно, — сказал Эремул, будто поддерживая разговор. — И у тебя есть еще по крайней мере восемь пальцев. Затем мы можем поработать над пальцами ног. А после того… ну, все становится еще интересней. У меня живое воображение.
— Аргх!Остановись, я буду говорить! — выпалил Лашан. Слезы ручьем лились из его глаз, смешиваясь с лужицей слюны, натекшей под подбородком.
— Хорошо. — Эремул огляделся по сторонам. Люди начинали обращать на них внимание. Он хотел покончить с этим поскорее, пока не разгорелся слишком большой интерес. — Что ты знаешь об Айзеке?
— Ничего, — торопливо ответил Лашан. — Я даже никогда с ним не встречался. Все, что я знаю, — он платит мне за то, что я не замечаю суда, входящие в гавань и выходящие из нее. Я не знаю, кого они возят, и мне все равно.
— Как долго все это продолжается?
— Я не… Три, может, четыре года.
«Три или четыре года. Как это возможно?» Челюсти Эремула сжались от гнева.
— Кто надоумил тебя искать Айзека здесь?
— Его посредник, — ответил Лашан. — Называет себя Вороном. Очевидно, они поссорились.
— Где найти этого Ворона?
— Нигде, — ответил Лашан. — Он объяснил мне, где искать Айзека, а затем сказал, что покидает город. Он складывал вещи, когда я к нему пришел.
— Он не может уйти. Город — на чрезвычайном положении, и за стенами лагерем стоит армия.
— Ворон делает, что захочет. Это все, что я знаю, клянусь.
Эремул освободил от магии конечности Лашана.
— Айзека здесь нет. Кого бы ты ни пытался подмазать, он не подпишет тебе бумаги об освобождении. И еще одно, — добавил он, пока лысеющий тип растирал руки и ноги, чтобы вернуть их к жизни. — Ничего об этом не рассказывай. Мало кто знает, что я маг. Я хотел бы оставить все как есть. Понятно?
Лашан кивнул и нерешительно потоптался на месте. Полумаг снова вздохнул.
— Брать взятки — это практически одно из требований к работе для всех, кто обладает хоть какой-то властью в нашем городе. У меня нет никакого интереса заявлять на тебя. Убирайся с глаз моих. — Он посмотрел вслед тучному Лашану, который шустро кинулся за угол.
Ему будто двинули ниже пояса. Он доверял Айзеку. Мог ли его слуга шпионить на Салазара? Нет, это невозможно. Айзек уже много месяцев знал, что Эремул работает против лорда-мага. Просто уму непостижимо, чтобы Салазар позволил уничтожить шахту на Стенающем Разломе, жизненно важную для поставок магии в город.
В голове у него стучало. Почему он вовлек Айзека в свои планы? Этот человек явно знал куда больше, чем имеет право знать слуга.
«Почему я отправил Айзека на Разлом?» Этот вопрос беспокоил его, как зудящее место, которое нельзя почесать. Чем больше он об этом думал, тем сильнее болела голова. Он уже собирался вернуться в хранилище и запихнуть бесполезный мешок плоти, которым являлось его тело, в постель для совершенно необходимого отдыха, когда заметил приближающегося оборванца.