Его глаза закрылись.
Когда Эремул наконец добрался до хранилища, его ожидало знакомое лицо.
— Айзек! — изумленно пролепетал он, чуть не вывалившись из кресла. У слуги, как всегда, был непроницаемый вид, но то, как он выглядел при тусклом свете, сильно встревожило Эремула. Словно он увидел лицо Айзека впервые. Оно казалось… незавершенным, как будто искусный художник изобразил объект с поразительным сходством, но упустил несколько существенных деталей.
— Приветствую, хозяин. — Голос слуги звучал более мелодично, чем он помнил. — Я тебя ждал.
— Кто ты? — спросил Эремул, бросив взгляд налево и направо, но улицы словно вымерли. Горожане, склонные отпраздновать сомнительное освобождение, должно быть, отправились в центр города или в одну из таверн к северу отсюда. Они — совершенно одни.
— Не думаю, что ты поверишь, если скажу, что я — твой верный слуга.
— У меня был верный слуга? Я бы поклялся, что он был неуклюжим фигляром.
На лице Айзека мелькнула слабая улыбка.
— Именно поэтому я не мог исчезнуть, не попрощавшись. Ваш вид можно признать неполноценным, но некоторые из вас — не без достоинств. Мне отчасти будет жаль, когда вы все умрете.
— Когда мы все умрем?
«О чем он говорит?»
— Довольно игр, Айзек, — сказал он, начиная сердиться. Я знаю про начальника порта. Я знаю про Ворона. Кто ты на самом деле? — Замолчав, он вглядывался в лицо, которое его так тревожило. — Что ты такое?
— Ты можешь называть меня… Судьей.
— Судьей?
— Я провел четыре года среди представителей вашего вида. Оценивая вас. Я принял решение и поэтому сейчас возвращаюсь на родину, чтобы начать подготовку. А вот что я из себя представляю…
Эремул заморгал, поразившись увиденному. Не то чтобы Айзек изменил внешность, но в голове Полумага начали вставать на место детали, которые до сих пор каким-то образом ускользали от его внимания.
Человекообразный. Кожа цвета слоновой кости. Тонкие, почти изящные конечности. Глаза, черные, как полночь…Внезапно его охватил ужас. Никогда он не видел, чтобы глаза обладали такой разрушительной силой, как эти, будто из вулканического стекла. Даже Салазару не удавалось так легко, без всяких усилий лишить его самообладания. Существо, которое смотрело на него этим ужасным всепроникающим взглядом, — такое древнее, что по сравнению с ним даже лорд-маг прожил не дольше, чем пламя свечи на ветру.
Эремул почувствовал, что на культи ног тонкой струйкой потекла теплая влага. Он обмочился.
Айзек, или то существо, которое называло себя Айзеком, казалось, ничего не заметило. Подняв тонкую руку, оно сказало почти печально:
— Наслаждайся тем временем, что тебе осталось, Эремул Кэлдриан. Прискорбно, но в предстоящем крестовом походе не может быть сделано никаких исключений. Даже для тебя.
Он сделал шаг вперед — и исчез. Исчез в никуда.
Эремул сидел, не двигаясь. Опустил взгляд на запачканную одежду. И покатил вниз, к докам — он так перепугался, что даже думать не мог о возвращении в хранилище.
Полумаг смотрел на гавань, и плеск воды, доносившийся снизу, понемногу успокаивал издерганные нервы.
Потом он заметил какое-то движение и, уставившись на темную воду, пробормотал заклинание, чтобы вызвать светящийся шар и разглядеть, что это. Когда он увидел, у него перехватило дыхание, и он задрожал.
Мгновением позже он держал его в руках. Это существо — более худое, чем он помнил, почти скелет, и тем не менее каким-то чудом еще дышит. «Как это возможно? Я уронил тебя в воду около трех недель назад!»
Песик приоткрыл глаза и, жалобно заскулив, попытался вытянуться, чтобы лизнуть лицо Эремула своим шершавым языком.
Полумаг изо всех сил прижал к себе трогательное существо, стараясь в то же время не раздавить его. «Ты — мое маленькое чудо», — думал он, испытывая нелепое чувство счастья. Развернув кресло, он покатил назад, в хранилище, чтобы поскорее дать животному какой-нибудь еды и воды. «Самое худшее — позади. Пришла пора исцелиться нам обоим. Вместе».
Эремул подумал даже об имени. Оно пришло к нему прямо тогда, нежданно-негаданно, и было таким правильным, что он даже представить себе не мог никого другого, кто так подходил бы этому имени.
Тайро.
Бродар Кейн пересчитал большие золотые монеты. Двадцать пять, в точности как было обещано. Туго затянув шнурок, он взвесил мешочек в руке. Солидный и тяжелый, как хорошо сделанное дело.