Тира поначалу сильно беспокоилась и сопровождала их двоих, как бы желая убедиться, что двуногий не сделает ее отпрыску ничего плохого, но затем стала отпускать щенка одного – на прогулки с человеком вдоль реки или по дороге, или вглубь степи.
Но вот к ферме идти ни за что не дозволяла. Там ее страх принимал угрожающие формы. Если щенок не слушался, она принималась так лаять и беситься, что человеку самому приходилось возвращать ей сына. И уж тогда его ждала неслыханная трепка. Однако щенок продолжал рваться за человеком, и никакому наказанию не суждено было отвадить его.
Человеку было любопытно это неистовое желание. Сука вела себя правильно. А вот щенок – нет.
– Ну что, ты опять за мной? – по обыкновению спрашивал человек, собираясь пойти за реку. – И не боишься?
Он уже догадался, что на сгоревшей ферме работает специальная установка, генерирующая многочастотный сигнал, отпугивающий от территории любых животных. Радиус действия был невелик, зато установка могла проработать чертову уйму времени, создавая карантинную зону в течение длительного срока. Излучение было столь действенным, что даже он, переходя через мостик, испытывал довольно мерзкое ощущение, которое приходилось перебарывать. И все же он сознательно нарушал карантин, зная, что цель стоит того, чтобы потерпеть.
Впрочем, нельзя сказать, что источник страха совсем не действовал на Грозного. Но разлука с матерью, вероятно, не показалась бы ему такой трагичной, как разлука с человеком, к которому он прикипел сердцем и бесхитростной собачьей душой. Щенок готов был бороться со страхом, ради того чтобы всегда оставаться рядом с двуногим. И это была не блажь, а необходимость. Ужасным казался ему миг вынужденного подчинения матери. Тоска и немочь разрывали его душу: он рвался к человеку – мать его не пускала. Зубы Тиры были остры, а Грозному еще недоставало юркости, чтобы избежать выволочки за ослушание.
Но рано или поздно Грозный должен был выйти из-под опеки матери. Он учился огрызаться и делал на этом поприще заметные успехи. Однажды, во время очередной борьбы за право отправиться с человеком, он сумел вырваться из далеко не дружеских объятий Тиры и помчался к мостику. Обогнал двуногого и остановился метрах в двадцати дальше него. Обернулся и посмотрел назад, на исходящую лаем мать. Та пыталась углубиться в границы очерченного излучателем круга, но быстро сдалась. Возможно, будь Грозный совсем беспомощным щенком, она бы пошла и дальше, даже с риском получить сердечный приступ от страха – естественной реакции на излучение. Но сейчас все надежды ее были на человека, что он вернет ей заблудшего сына.
– Ты что же с матерью делаешь, паршивец?! – заругался на Грозного человек, меж тем улыбаясь и с интересом наблюдая за происходящим.
Грозный не двигался. Человек тоже не решался подойти к нему или подозвать.
Со стороны это была странная картина. Все трое ждали.
Прошла минута, две.
И дряхлая сука сдалась. Она поскулила немного, повертелась на месте и улеглась в траве, отвернувшись, но всем видом своим демонстративно показывая, что будет ждать их возвращения и с места не сдвинется.
– Ну что, идем? – шепнул человек, проходя мимо щенка.
И тот засеменил рядом, изредка оборачиваясь на мать и пытаясь уловить ее исчезающий запах. Теперь ему стало гораздо страшнее, чем раньше, когда он только делал попытки вырваться из-под ее излишней заботы.
– Ты меня удивляешь, Грозный! – с уважением произнес человек, замечая, что желание щенка идти за ним несравнимо сильнее того отталкивающего излучения с фермы. – Могу поклясться, ты самый необычный пес на свете.
И он задумчиво посмотрел на щенка. Какой-то догадкой озарилось его лицо, но он ничего не произнес вслух.
Сегодня ему предстояло подкопаться под левый дальний угол сгоревшей лаборатории. На его карте в этом месте обозначен был сарай-дровяник, который теперь представлял собой кучу головешек, рассыпающихся под ударами лопаты в черную пыль. Вчера он расчистил пространство до земли и даже подкопался на штык, а теперь намерен был довершить начатое.
Долго, с перекурами, он рыл землю, пока лопата не ударила во что-то твердое. Еще некоторое время понадобилось, чтобы освободить от земли деревянный люк, под ним человек обнаружил лестницу, исчезающую в темноте погреба.