– Дорогая моя, девушки постоянно уходят из монастырей. Разве Господь – ревнивый любовник, требующий от вас целомудрия? Если вы хотите посвятить себя Богу, всегда пожалуйста, но не прячьтесь за своими обетами. – Он улыбнулся. – Я тоже очень много думал. И должен сказать вам кое-что, – он вытащил из-за пояса перчатки, – я люблю вас, Амиция. Но… – Он прикусил губу.
Амиция пожала плечами:
– Мой ответ остается прежним. Женитесь на морейской принцессе.
Он замер.
– Ирине. Все ждут, что вы на ней женитесь. Даже ваши собственные люди. У нее что, прыщи? Я так поняла, что она самая красивая женщина в мире… во всяком случае, я это слышала, – Амиция улыбнулась, – и я просто хочу, чтобы вы были счастливы.
– И поэтому вы наложили на меня могущественные чары.
Амиция снова пожала плечами.
– Вы можете их снять? Я не сумел прошлой ночью.
– Давайте подумаем, – сказала она, как строгая учительница глуповатому ученику, – вы обвиняете меня в том, что я наложила чары, защищающие вас от смерти. И хотите, чтобы я их сняла, – говорила она презрительно.
Он разозлился.
– Больше никто не мог этого сделать. Черт. Да. Снимите их.
– Это могла быть ваша мать, – заметила Амиция, – я провела с ней некоторое время, и она мне понравилась. Оказалось, что мы сходимся в самых неожиданных вещах. Например, обе считаем, что вам нужна защита, – Амиция глубоко вздохнула, – и за это вы меня проклинаете.
Габриэль молчал.
– Вы до сих пор ведете себя как маленький мальчик. Кричите, что все сделаете сами. Да, на многое вы действительно способны. Но…
Он покачал головой:
– Амиция, вы не представляете, о чем говорите. Моя мать не способна ни с кем дружить. Даже сама с собой. Она волшебница.
Амиция кивнула, поджав губы и прищурившись.
– Габриэль Мурьен, я волшебница. – Она встала. – Когда вы начали за мной ухаживать… и успешно… один ваш взгляд, одно ваше слово… Господь мне свидетель… – Она осеклась. – Не льстите себе. Я не девочка. Не дурочка. Я умею исцелять больных и могу обрушить с небес огонь.
Он смотрел в сторону.
– А я не единственный высокомерный дурак в этой часовне, – он двинулся к двери, – я думал, мы едем кататься. Может быть, целоваться. Может быть, вы рассказали бы мне, зачем наложили на меня чары. И я бы вас простил. А вместо этого мне придется думать о том, что вы вместе с моей матерью работаете над дурацкой схемой, которую она сочинила ради моего будущего… будущего в качестве мессии Диких. Мне сложно в это поверить, но если это так…
– Простить меня? – Как она ни крепилась, из глаз брызнули слезы. – Вы простите меня за то, что я спасла вам жизнь? И вы считаете, что я вступила в сговор с Дикими?
– Да.
– Идиот.
Он с трудом вдохнул воздух и шагнул к ней.
Она выставила перед собой руки.
– Уходите.
Она слышала, как он садится в седло. И как говорит: «Твою мать!» – громко и ясно и уезжает прочь. И тогда она дала волю копившимся год слезам.
Сэр Габриэль появился в большом зале около полудня. Он был грязен и более сдержан, чем обычно. Сэр Джон так быстро выиграл у него в шахматы, что сразу понял, что Габриэль думает о другом.
– Я сам не свой, – сказал Красный Рыцарь, хотя грубый тон противоречил словам. – Собираюсь взять своих людей и уехать утром.
– Господи, сэр Габриэль, – испугался сэр Джон, – я рассчитывал на вас до конца совета.
– Мне нужно в Харндон. До турнира осталось сколько, девятнадцать дней? Я хочу отдохнуть и немного заняться политикой, прежде чем выезжать на поле. Вы можете планировать логистику мобильных сил, как и я. И вообще, вы лучше знаете фуражиров. Мне нужно уехать отсюда.
– Простите? Вас не устраивает мое гостеприимство? – Сэр Джон поднял брови.
– Ничего подобного, – сэр Габриэль изобразил подходящую улыбку, – вы отличный хозяин. Просто мое дурное настроение всегда со мной. И мне все еще нужно обсудить с герцогиней соглашение.
И он отправил к ней Гиоргоса, который вскоре вернулся и доложил на безупречной высокой архаике:
– Деспина уединилась с монахиней. Полагаю, герцогиня исповедуется.
– Наверняка, – сказал Красный Рыцарь, встал, поклонился и вышел во двор.
Плохиш Том отрабатывал удары по столбу. Сэр Габриэль отправил Гиоргоса за своим боевым мечом и встал у другого столба, одним взглядом отогнав от него десяток человек – те неожиданно решили потренироваться где-нибудь еще. Он яростно обрушился на столб. Потом взял боевой топор и, действуя уже более осмотрительно, разбил столб в щепки.