– Если бы король носил шоссы покрепче… – Эллен тряхнула головой.
На коленях у нее лежали чудесные шоссы. Одна штанина в красно-голубые ромбы, а вторая пурпурная, с богатой золотой вышивкой. Они были сделаны по последней моде, предписывавшей сшивать штанины сверху, и поэтому порвались в паху.
– Он слишком стар для таких штучек, – сказала Эллен.
Всего год назад никому бы не пришло в голову открыто критиковать наряды короля. Бланш казалось, что даже слушать это – почти измена.
Эллен нахмурилась, чувствуя, что перегнула палку.
– Я просто… – Она замолчала и посмотрела на пурпурный клубок. Смотала нитку и принялась за голубую.
Она не сказала, что думает, но все и так это знали. Эллен критиковала не короля, а его новую любовницу, рыжеволосую девушку семнадцати лет от роду. Леди Джейн Сейбл. Ее имя никогда не упоминалось на половине слуг. Она как будто свела короля с ума, он притворялся, что все еще молод, и его погоня за молодостью – ее и своей – привела к потере королевского достоинства, что почувствовали все слуги.
Сама по себе леди Джейн была не так плоха. Хорошо воспитанная, она вела себя осторожно, берегла репутацию короля и вежливо обращалась со слугами. Но у нее была собственная фрейлина, Сара, и ее белье никогда не попадало в прачечную. Сара ела в покоях хозяйки и никогда не выходила в большой зал под лестницей, где обедали и спали слуги. К тому же отец леди был лидером прогаллейской партии в Альбе.
Бланш начала чинить рубашки королевы. Она терпеливо сшила полдюжины новых, пригодных для положения королевы. Над ними она работала дома, вместе с матерью. Но даже новые рубашки разошлись по боковым швам.
Бланш вытащила маленький распарыватель – бритвенно острый ножичек с тупым концом, длиной всего в пару дюймов, тоже изделие мастера Пиэла, – и начала пороть боковой шов.
– Бланш! – крикнула мамаша Росс.
Бланш встала, уронила шитье в корзину и побежала к главной прачке, приказы которой исполнялись всегда. Ножичек она держала в руке. Это была настоящая драгоценность, он стоил пяти дней работы, и карман он бы прорезал в считаные мгновения. Она засунула его за ухо.
– Бланш, отнеси записку мастеру Корду в Чипсайд. И спроси, где лен, который мы заказывали на весну. Я совсем забегалась и забыла утром.
Разумеется, тонкого белого льна во дворце уходило столько же, сколько уходит молока в доме с новорожденным, и задержка поставки от мастера Корда обернулась бы настоящим адом.
Бланш присела.
– Велю Эллен зашить рубашки, – сказала мамаша Росс.
Бланш еле заметно покачала головой, демонстрируя дозволенный уровень несогласия:
– Я бы лучше их домой забрала, мэм.
Мамаша Росс одобрительно кивнула:
– Хорошо. У Эллен и так полно работы. Бери корзинку и беги.
Бланш вернулась к белошвейкам и собрала свою корзинку.
– Весна, да? – вздохнула Эллен. – Люблю бегать по поручениям.
– Мамаша Росс о тебе беспокоится, Эллен.
– Я могу о себе позаботиться, – отмахнулась девушка.
Но если Бланш была высока и крепка в кости, то Эллен, тоненькая, как тростинка, напоминала куколку. О силе рук Бланш ходили легенды среди пажей и оруженосцев, которых она порой учила манерам. Еще до появления галлейцев.
– С галлейцами никому из нас не справиться, – сказала Бланш. – Ты осторожна? Не ходишь дважды одним путем?
– Да, мамочка, – Эллен рассмеялась, – можно мне еще молочка? – Теперь рассмеялись обе. – Бланш, а ты разве не галлейка?
– Папаша точно был галлеец. – Когда-то ее звали Бланш де Руан, по городку в Галле, но теперь она стала Бланш Голд.
– Значит, бывают и хорошие галлейцы, – заметила Эллен.
– Бывают? – Бланш вскинула брови. – Галлейцы – прекрасный народ. Вспомни о графе д’Э!
Эллен улыбнулась. Он нравился обеим девушкам.
– Ну, если ты не будешь мне рассказывать, куда мне ходить, я не буду попрекать тебя галлейцами.
– Прости, милая, – улыбнулась Бланш.
– Ты сама там поосторожнее, – сказала Эллен.
Бланш поцеловала ее в щеку.
– Я всегда осторожна, солнышко.
Она вышла из прачечной под всеми парусами, как любила выражаться Эллен, дочь корабельного плотника. Обычно Бланш не приходилось посещать дворец при дневном свете. Она прибегала рано утром, пока оруженосцы еще спали, и уходила, когда они начинали пьянствовать. Но она ранила одного из галлейцев и знала, что они ее приметили.
Она миновала коридор, ведущий к реке.