Камилла посмотрела на него с нескрываемым удивлением. Он слишком резко изменил свое отношение к ней.
— Вы не должны меня ж-ж-жалеть, — выдала она из себя.
В его улыбке не было и тени насмешки.
— Поверьте, мне и в голову не приходило вас жалеть. Просто вы мне симпатичны, чего я старался не показывать. В этом доме у вас нет друзей, и все же вы не сидите без дела и находите удовлетворение в результатах своего труда. И вы не оставляете попыток прорвать кольцо непонимания, которым вас окружили люди, живущие с вами под одной крышей. Я могу не одобрять ваших действий, но восхищаюсь вашим мужеством. И я бы не хотел увидеть вас сломленной.
Он подошел к двери и прислушался. Затем вернулся к Камилле.
— Они отвели Летти наверх. Почему бы вам не проскользнуть к себе, пока не появилась Гортензия?
Каким непредсказуемым человеком был Росс Грейнджер! Он ни в чем с ней не соглашался, высмеивал ее планы. А теперь казался добрыми мягким и проницательным. Он вел себя почти как… друг. Камилла робко улыбнулась ему.
— Я… я вам очень благодарна за… — Она хотела многое сказать, но нужные слова не приходили ей на ум. Камилла смущенно направилась к двери.
Поднявшись на второй этаж, она застала в коридоре Бута, стоящего у двери своей комнаты; кажется, он ее поджидал. Бут успел переодеться; на нем была бархатная домашняя куртка темно-бордового цвета с атласными манжетами более серого оттенка. Романтически-элегантный стиль домашнего наряда очень шел Буту. Он оправился от шока и смотрел на Камиллу холодно, но не без восхищения.
— Ты очень хороша в амазонке Алтеи, кузина. Хотя должен сказать, что ты разворошила гнездо старых призраков и сильно нас напугала.
Камилла не знала, что на это ответить. Ей не хотелось расставаться со спокойным состоянием духа, в какое привела ее перемена во взаимоотношениях с Россом.
— Как себя чувствует тетя Летти? — спросила она.
— С ней все будет в порядке. Мама укладывает ее в постель; тетя уже сожалеет, что утратила контроль над собой. Хотя я и могу понять ее чувства. Твое сходство с матерью поразительно. Оно оказалось более впечатляющим, чем мы ожидали.
Камилла испытала неловкость; не зная, что сказать, она отвернулась от Бута, намереваясь пройти мимо него, но кузен ее остановил.
— Подожди минутку, Камилла. Я хочу тебе кое-что показать. — Он жестом пригласил ее в свою комнату. — Прошу.
Переступив порог, Камилла оказалась в маленькой прихожей. Затем она неуверенно вошла в комнату, изысканно обставленную старинной мебелью в мавританском стиле. Бут выдвинул для нее удобное кожаное кресло с бархатным сиденьем и принес маленькую резную скамеечку для ног. Усадив Камиллу, он стоял некоторое время, со странной напряженностью всматриваясь в лицо кузины, чем снова привел ее в замешательство. Если он и заметил на щеках Камиллы следы слез, то не дал ей этого понять.
— Трудно поверить, — проговорил он. — Сходство просто невероятное.
Пока она с удивлением смотрела на Бута, он взял в руки картину, которая была прислонена лицевой стороной к стене, и показал ее Камилле.
Она увидела то самое незаконченное полотно с девушкой, пытающейся обуздать лошадь, которое он внезапно отнял у нее при посещении мастерской над каретным сараем. Но теперь Камилла смотрела на картину другими глазами и увидела в ней то, чего не заметила раньше. На девушке без лица, сидевшей на обезумевшей лошади, была пепельно-серая амазонка и высокая шляпа с развевающейся вуалью.
Камилла перевела взгляд с картины на смуглое лицо Бута, и он кивнул ей в ответ.
— Твоя мать позировала мне для этой картины, когда вернулась в Грозовую Обитель перед смертью. Она любила кататься верхом и была опытной наездницей. Я не хотел писать ее в спокойной, неподвижной позе, и ей очень понравился мой замысел — изобразить ее амазонкой, укрощающей лошадь. Хотя, разумеется, я писал ее не с натуры. После того, что случилось, я так и не закончил картину.
— Мне бы хотелось, чтобы ты ее закончил, — призналась Камилла. — Если бы ты изобразил лицо матери, это в какой-то степени вернуло бы ее к жизни.
Бут прислонил картину к столу и стал ее рассматривать.
— Почему бы мне и не закончить ее теперь. Чтобы перед тобой всегда было лицо Алтеи, такое, каким я видел его незадолго до ее смерти.
Он быстро подошел к Камилле и, взяв за подбородок, повернул ее голову к свету.
— С натуры. Ты попозируешь мне, кузина?
Эта идея очень понравилась Камилле. Казалось, что она просто обязана помочь ему завершить работу.
— С удовольствием, — ответила она.
При мысли о том, что ей придется провести много времени наедине с Бутом, ее охватила легкое возбуждение, вызванное не только желанием воскресить в памяти облик Алтеи. Может быть, теперь ей удастся получше узнать Бута, понять, что он за человек.
— Отлично! — Он протянул ей руку, словно предлагая скрепить сделку; прикосновение его пальцев показалось Камилле до странности холодным.
— Завтра и начнем, если не возражаешь. Ты ведь чувствуешь себя лучше, не так ли? Все слезы выплакала?
Значит, он заметил. Камилла кивнула.
— Росс рассказал мне, как погибла мама. Представляю, что вам пришлось испытать в ту ночь! Особенно дедушке. Ты тогда был здесь… что произошло потом?
— Когда ее внесли в дом, меня тут не было, — сообщил Бут. — Поскольку она долго не возвращалась, я взял другую лошадь и поскакал к реке, думая, что она не поехала на Грозовую гору, а выбрала более легкий маршрут. Один из конюхов сходил за доктором Уилером, и он был в доме, когда дедушка принес Алтею. Ничего уже нельзя было сделать. Дедушка вышел и пристрелил бедное животное, которое ее сбросило, а потом избавился от остальных лошадей. Поэтому-то каретный сарай уже много лет стоит пустым.
— Как будто это могло вернуть ее, — печально заметила Камилла.
— Тебе не страшно будет ездить верхом после этого происшествия? — спросил Бут.
— Из-за несчастного случая с мамой? Конечно, нет. Разве это причина, чтобы отказаться от верховой езды, особенно здесь, в деревне, где для нее есть все условия?
— Будет лучше, если ты мягко подготовишь маму и тетю Летти к покупке лошади, — посоветовал Бут. — Я не говорил им, что ищу для тебя подходящую кобылу. Раньше они тоже ездили верхом, но после инцидента ни разу не садились в седло.
Он проводил Камиллу до двери и, взяв ее за запястье, задержал ее руку в своей.
— Мне очень хочется писать тебя, Камилла.
Голос Бута свидетельствовал об охватившем его возбуждении, и Камилла вновь ощутила мощь демонического порыва, находившего отклик в ее душе.
Вернувшись в комнату Алтеи, она и ее увидела новыми глазами. Раньше Камилле казалось, что покинутое жилище отвергает ее. Но теперь от былой отчужденности не осталось и следа, ей было здесь тепло и уютно, как никогда прежде.
Принес ли дедушка Алтею сюда, в эту комнату? Положил ли на эту кровать? Лежала ли она на ней мертвая в той самой амазонке, которую сегодня надела ее дочь? Наверное, так все и было. Возможно, поэтому комната и казалась ей теперь другой. Она узнала ее тайну — и поэтому сроднилась с ней.
Камилла сняла амазонку и осторожно разложила ее на кровати. Завтра, прежде чем позировать Буту, она ее почистит и зашьет прореху. Незнание — вот что больше всего мучило и тревожило ее долгие годы. Теперь все худшее известно. Камилла ощутила, что преодолеть трагедию можно только вобрав ее в себя, сделав ее частью собственной жизни.
Она не позволит обстоятельствам — несчастному случаю — запугать себя. Как только найдется подходящая лошадь, она будет сама скакать по этим холмам. Приведет в порядок амазонку матери, и будет носить ее с любовью, гордостью и радостью. Но сначала она наденет ее, чтобы позировать Буту.
Наутро, после завтрака, Камилла занялась амазонкой, затем надела ее и поднялась в детскую. К счастью, уроки с Россом уже прекратились, и она могла позировать Буту по утрам.
Он ждал ее в большой, скудно обставленной комнате, в которую при переезде внес очень мало перемен. По словам Бута, он нуждался для своей работы только в самом необходимом, мебель была ему ни к чему. На старом столе навалены живописные принадлежности; даже ковры убраны, чтобы он не заляпал их краской. Бут поставил Камиллу перед мольбертом в наиболее освещенной части комнаты.