— Если я уеду, то не сохраню никаких денег и собственности. Мне придется тогда оставить все здесь, вместе с домом. Если я не в силах жить в соответствии с последней волей дедушки, значит, я лишаюсь права на наследство, которое он мне оставил.
В глазах Росса появилось выражение, смысла которого она не могла разгадать.
— А вы так в нем нуждаетесь? Вы его хотите? Если вы обходились без наследства раньше, то что вам мешает вернуться к прежней жизни?
— Не в этом дело, — беспомощно произнесла Камилла. Она надеялась, что Росс поймет. И, видя, что этого не происходит, почувствовала себя опустошенной. Она не могла выразить словами самой сути дела. Как могла она заставить собеседника расслышать эхо горестного голоса дедушки? Как могла передать чувство нежности по отношению к Летти, которую не могла покинуть? Или свою убежденность в том, что обязана привести в порядок жизнь в материнском доме? То, что привязывало Камиллу к Грозовой Обители, было неосязаемым и непередаваемым, доступным для сердца, но не для разума. При свете здравого рассудка ее доводы рассыпались в прах.
Росс прочел отказ в ее взгляде и вздохнул.
— Я боялся, что вы поддадитесь эмоциям. Конечно, это неразумно и даже смешно, но вы сами должны сделать выбор, и я не буду пытаться вас убедить. Но если надумаете остаться, вам первым делом следует позаботиться о своей безопасности и сделать это немедленно.
— Как? — воскликнула она. — Что вы имеете в виду?
— Вы должны составить завещание. Сейчас Помптон в Нью-Йорке, но завтра он вернется. Повидайтесь с ним и скажите, чего хотите.
— Но какой толк от этого завещания? Если со мной что-нибудь случится, все достанется Гортензии и Летти. Я не могу завещать имущество никому другому.
Росс обхватил пальцами ее запястье.
— Очень даже можете — и в этом суть моей идеи. Вы оставляете все имущество благотворительным организациям, кроме скудного вспомоществования для Гортензии и Летти. И вы должны довести до их сведения смысл завещания, как только оно будет составлено. Тогда вы окажетесь в полной безопасности. Им будет выгодно иметь вас живой и невредимой и даже придется нежно вас опекать.
— Они возненавидят меня за это. По крайней мере. Гортензия. И Бут. Как я смогу продолжать жить в Грозовой Обители в подобной атмосфере?
— А как вы вообще можете там жить? — Он раздраженно выронил се руку, и Камилла заметила, что снова вызвала его гнев. — У вас нет выбора. Неужели вы не понимаете, что это единственный выход? На тот случай, если вы не послушаете моего совета и не оставите этот дом на произвол судьбы.
— Я не могу, — призналась она. — Просто не могу этого сделать.
— Тогда подумайте о завещании. Но вы должны действовать быстро. Они могут догадаться, что вы собираетесь предпринять подобный шаг, и не станут ждать, когда поймут, что вы относитесь к ним с подозрением. Эти… несчастные случаи могут вас доконать.
Камилла сорвала стебель белого клевера и стала крутить его между пальцами. Она мучительно разрывалась между разумом и долгом.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал Росс. Он встал и посмотрел на нее сверху вниз.
Она встала рядом, не желая, чтобы он уходил, но, не зная, как его удержать. Его гнев угас, и теперь в глазах Росса можно было заметить не только жалость, но и нечто большее. Он придвинулся к ней, словно помимо своей воли, и она снова, как прежде, оказалась в его объятиях, прижатая к сильно бьющемуся сердцу Росса, и заплакала, склонив голову ему на плечо.
— Моя дорогая, — прошептал Росс. Его рука гладила ее волосы, он некоторое время держал ее голову перед собой, прежде чем наклониться и поцеловать ее в губы. Теперь в его прикосновениях ощущалась нежность и великая печаль.
— Зачем вам уезжать? — простонала она. — Как я смогу жить, если вы уедете?
— Вы должны знать, что я больше не могу здесь оставаться, — мягко произнес он, касаясь губами ее волос. — Я отдал десять лет жизни вашему дедушке, но это были годы подготовки. Теперь я должен приняться за работу. Я верю, что созрел для этого.
— Стройте свой мост здесь, — взмолилась она. — Возведите его в память о дедушке. И ради меня.
— А если я приму ваше предложение?
— Тогда вы сможете жить поблизости. Пока будет идти строительство, вы останетесь частью моей жизни.
— Но когда мост будет завершен, мне придется уехать, — заметил он. — Вы только что сказали, что очень привязаны к Грозовой Обители, Камилла. Вы никогда не сможете поехать со мной туда, куда занесет меня судьба инженера. Лучше покончить с этим сейчас. Иначе нам предстоят еще горшие муки. Я не просил о вашей любви. И боролся со своей любовью.
Она прижалась к нему еще крепче.
— Нет, нет! Мы больше никогда не должны расставаться. Росс, я сделаю все так, как вы скажете. Откажусь от наследства и поеду с вами куда хотите. Если только я нужна вам, — это все, о чем я прошу.
Он снова поцеловал ее в губы.
— Вы знаете, как я нуждаюсь в вас. Но все кончится тем, что вы не простите себе… и мне… Я был раздражен, когда убеждал вас пренебречь тем, что вы считаете своим долгом. Я не могу принять такой жертвы.
Он выпустил Камиллу из своих объятий, как тогда, под буком, но на этот раз его руки оставались нежными, а глаза выражали муку.
— Оставайтесь здесь, на кладбище, некоторое время, — распорядился он. — Тогда нас не увидят вместе. Вам не пойдет на пользу, если кто-нибудь из Джаддов узнает о нашей тайной встрече. — Он быстро направился к воротам, но вдруг резко остановился и обернулся. — Пожалуйста, будьте осторожны, Камилла.
Она стояла потрясенная и беспомощная, глядя, как Росс удаляется от нее. Что ей делать? Какое решение принять? Она узнала, что любима, и к ее боли примешалась радость, но боль была сильнее, и она не знала, как с ней совладать.
Услышав скрип кладбищенских ворот, Камилла подошла к могиле Алтеи Кинг. Какой молодой умерла ее мать. И все же она в полной мере испытала, что такое счастье. Она жила с любимым мужем и родила ему дочь, которую они оба любили без памяти. И теперь эта дочь стоит над могилой матери и знает, что часть ее существа должна умереть так же безвременно, как тело, лежащее под могильным камнем. Надежда Камиллы умрет, не познав счастья воплощения.
Ее мысли снова вернулись к грозовому вечеру на горе, к мрачной тайне загадочного происшествия. Возможно, разгадав загадку смерти Алтеи, Камилла получит ответ на вопрос о своей любви? Хозяйка Грозовой Обители не могла объяснить, какая тут связь, но была убеждена, что она существует.
Если Алтея была слишком хорошей наездницей, чтобы позволить лошади скинуть себя, как получилось, что Фолли вернулась домой с пустым седлом? И что произошло между Алтеей и Бутом, прежде чем ее мать отправилась на гору в грозу? Почему она стегнула Бута хлыстом? Из-за чего вспыхнула яростная ссора?
Она снова задумалась о хлысте, когда достигла каменных львов, стерегущих вход в Грозовую Обитель. Как хлыст Алтеи мог попасть в прибрежные кусты? Не дедушка ли в порыве гнева швырнул его туда после несчастного случая? Но почему он тогда так любовно заботился о сбруе Алтеи, хранившейся на чердаке? И почему тетя Летти отняла у нее хлыст, спрятала его и больше никогда о нем не упоминала?
Ни на один из вопросов не было ответа; кроме того, Камилле приходилось иметь дело с настоящим, а не с прошлым.
Глава 22
Ленч в этот день начался торжественно; трапезу с Камиллой делили только Гортензия и Летти, сообщившая, что Бут наверху пишет картину. Чтобы закончить ее, осталось сделать только несколько мазков; Буту хотелось завершить работу, пока его не покинуло вдохновение.
— Я рада, что он снова работает, — признать Летти. — И буду счастлива, когда, наконец, картина будет написана.
В тоне тети прозвучало нечто, заставившее Камиллу пристально взглянуть на Летти.
— Почему вы мечтаете о завершении картины?
— Потому что Бут прав: я никогда ее не любила. В ней слишком много боли, почти непереносимой. Я не могу смотреть на картину и не вспоминать, как Фолли топтала меня копытами. Как она, должно быть, била и Алтею.