И, припадая на хромую ногу, зашагал в сторону мечети.
Мальчишки притихли, все им здесь понравилось — и свежевыкрашенные, ярко-коричневые полы, и черные, тоже глянцевито сверкавшие столы, и классные доски на стене. Гульямал раздала им, вынув из шкафа, по тетрадке и карандашу.
— Храните дома! А учебников у нас мало, их будем выдавать здесь, на уроке, один учебник на двух-трех учеников.
Вдруг во дворе раздалась неистовая ругань, дверь распахнулась и в класс вбежал разъяренный Хаким-карт, вырвал у побледневшего Аптрахима тетрадку, бросил на пол и растоптал грязными лаптями, схватил карандаш, сломал и бросил обломки в лицо Гульямал.
— Поганая бисэ! Мало вам, шайтанам, что Загита испортили, превратили в кафыра, теперь и за младшего принялись!
— Агай, не горячись!
Мальчишки от страха забились под скамейки, а те, кто половчее, выпрыгнули в открытое окно и умчались на огород.
Взбешенный Хаким-карт слушать Гульямал не захотел, ухватил трясущегося Аптрахима за уши и, выворачивая их, увел мальчугана во двор.
А на крыльце уже визжали, протискиваясь в дверь, женщины, накинулись на попятившуюся Гульямал с воплями, с проклятьями, плевали ей в лицо, дергали за волосы, рвали платье.
Стекла со звоном и гулом лопнули, разметав мелкие осколки, и в комнату влетел камень, за ним другой, третий, — теперь и ожесточившиеся женщины струхнули, с плачем и стенаниями брызнули из дома, а камни, дробя окна, ломая парты, падали и падали, и было ясно, что их швыряют могучие джигиты.
В верхнем конце аула сухо защелкали винтовочные выстрелы.
«Неужели бандиты Нигматуллы ворвались в деревню?..»
И Гульямал рухнула без чувств, — может быть, от удара камнем в плечо, а вернее, от страха за участь ребенка.
На улице внезапно наступила тишина, словно все сбежавшиеся к школе почувствовали, что она мучается и вот-вот умрет.
— Ой, Гульямал убили! Ай-а-а-а-ай! — истошно запричитала какая-то женщина.
И, как всегда бывает, именно те, кто только что царапали ей лицо, щипали с вывертом тело, драли клочьями волосы, разжалобились:
— Ах, бедняжка, а-а-ах!..
— Ведь она, несчастная, на сносях!..
— Несите ее скорее домой!
Очнулась Гульямал на руках Хисматуллы и не поверила, что это ее муж — живой, невредимый, решила, что он ей снится в несбыточном сне.
— Хисматулла!.. Вернулся?
— Вернулся, бисэкей, приехал! Как они тебя искалечили! Вся в крови…
— Это женщины царапали!
— И-их, дикость! Темнота!.. Злом платят за доброе отношение к их детям.
Пришел Гайзулла, тяжело дышавший, вспотевший, и, чувствуя себя виноватым за беду, словно оправдываясь, сказал:
— Это дело Султангали и Гильмана-муллы. Они народ мутят. Недоглядел я! Обедать пошел домой. Милиционера, что ли, держать круглые сутки здесь?
— А кто стрелял?
— Я и стрелял: подумал, что Нигматулла со своими всадниками пожаловал.
— Ну, наверно, мы бы не уцелели, если б нагрянули головорезы Нигматуллы, — здраво заметил Хисматулла, злясь и на Гайзуллу, и на самого себя. — Надо создавать кантонный отряд самообороны, разговоры о классовой борьбе нас не спасут. Нас убивают, значит, мы должны обороняться!
Он повез на тарантасе Гульямал домой.
— Эсэй! Эсэкей! — бодро воскликнул он, входя в горницу.
Мать лежала на нарах пластом, — мальчишки крикнули в окно, что Гульямал убили в школе!.. Слезы текли по ее морщинистому лицу, высохшие, тонкие губы еще шевелились, но произнести хоть слово она не могла. Гульямал умылась, переоделась и начала хлопотать около расхворавшейся кайнэ.
22
Малая автономная Башкирия[62] переживала трудные времена. К «Народной Красной армии» Хажиахмета и Нигматуллы присоединились уцелевшие колчаковцы и русские кулаки из окрестностей Белорецка, Верхнеуральска, Усть-Катава, Златоуста. Валидовцы, проклинавшие всех без исключения русских, не только коммунистов, теперь охотно принимали под свои потрепанные знамена любого врага Советов и БашЦИКа. В казахские, киргизские, татарские, чувашские, мордовские аулы помчались эмиссары валидовско-юмагуловского ревкома, распущенного Всебашкирским съездом Советов, но подпольно еще действующего.
В селе Темясево особенно воинственно горланили на сходках и митингах валидовцы. Кичились они не без основания, — там находился сильный отряд джигитов. Об этом отряде с естественными преувеличениями докатилась весть и до БашЦИКа. Правительство республики и обком партии послали туда уполномоченных Львова и Уразова, чтоб достоверно выяснить положение в Темясеве и во всем Бурзян-Тангаурском кантоне. Валидовцы Львова и Уразова арестовали, но, ко всеобщему удивлению, не расстреляли, а отправили обратно в Стерле. В эти же дни в столицу прибыла делегация от населения четырех волостей кантона с требованием вернуть в Башкортостан Валидова и Юмагулова. Делегатов принял председатель БашЦИКа Гали Шамигулов, внимательно выслушал и сказал не с возмущением, а с явным недоумением:
62
Малой Башкирией республика называлась до тех пор, пока столица была в Стерлитамаке; когда столицу перенесли в Уфу и присоединили другие уезды, то появилась Большая Башкирия.