Оренбургские красные казаки под командой Ивана Каширина знатно искромсали «Народную армию», на поле боя остались сотни две убитых и раненых. Тогда Лапин, Зайнуллин и Хажиахмет помчались со своими всадниками в деревню Кусимово, где обосновался к тому времени Мурзабулатов. Там атаманы договорились объединиться, подчинить все отряды, шайки «Реввоенсовету».
Командиром «Красной армии башкирского народа» теперь стал валидовец Магасумов, комиссаром — бывший военком Бурзян-Тангаурского кантона Сагитов, начальником штаба — Лапин. Армию разделили на две дивизии. Хитренький Мурзабулатов умело воспользовался Поленовым — во все концы разогнал гонцов, эмиссаров, которые собирали в аулах сходки, истошно вопили:
— Вот он, красный командир, — палач и грабитель! Вот они, красноармейцы, — пьяницы, насильники, громилы!.. Защищайтесь! Идите под наши знамена!..
Казалось, вот-вот Башкортостан раздавят орды контрреволюционных «реввоенсоветов», валидовцев и самых обыкновенных казнокрадов. И все же Хисматулла и обком устояли! Гали Шамигулова сняли с постов председателя БашЦИКа и Совнаркома за мягкотелость, примиренческое отношение к валидовцам.
Поленов заскочил со своими конниками в Верхнеуральск, и там его каширинские казаки изловили и расстреляли вместе с помощниками — Руденко, Клюшниковым и Елкибаевым.
Хисматулла договорился с командованием Приволжского военного округа, и из Самары, Уфы, Оренбурга двинулись на борьбу с повстанцами регулярные части Красной Армии.
В эти дни к Хисматулле в обком пришел угрюмый Кулсубай и сказал с упреком:
— Запаздываете вы, товарищи, с подавлением восстания! Речей много, резолюций еще больше, а телега как примерзла к земле, так и стоит.
Хисматулла не стал оправдываться, а спросил по-деловому:
— Ты воевать с бандитами будешь?
— Конечно!
— А с валидовцами?
— Их-то я буду резать поголовно!
— Но ты же был ранен на польском фронте.
— Э, у меня мясо собачье, — рассмеялся Кулсубай, — затягиваются и зарастают любые раны в считанные дни. Мне, товарищ Хисматулла, нужны могучий конь, острая сабля, отряд смелых джигитов.
— Ты получишь такой отряд, и коня, и саблю, товарищ Кулсубай!
— Значит, не слезу с седла до тех пор, пока не прикончу Хажиахмета, Нигматуллу, Сафуана и прочих негодяев! Доколе терпеть? Надо спасти народ от поругания, от беды! — ровным голосом сказал Кулсубай, а в глазах его трепетали зарницы военной грозы.
У Хисматуллы отлегло от сердца.
25
Мурзабулатов от лазутчиков узнал, что Кулсубай поклялся с корнем уничтожить повстанческое движение и бандитизм в Башкирии, что в его отряд стекаются из аулов добровольцы… Сперва атаман самонадеянно отмахнулся: «Пусть-ка сунется!..» — но уже через неделю-другую забеспокоился: под Темясевом оренбургские казаки окружили и начисто уничтожили отряд бандитов. И, кроме того, приближалась зима, продукты и оружие добывать все труднее, а помощи ждать неоткуда… Бывшие башревкомовцы исчезли. Пошумели на деревенских сходках, проклиная большевиков и русских, благословляя именем аллаха повстанческие отряды, и скрылись бесследно. Где они укрываются? Убежали, наверно, в Хиву и Бухару, благо в седельных сумках пуды золота.
«Что же стряслось с Кулсубаем? — спрашивал сам себя Мурзабулатов. — Неужели впитал в кровь поучения коммунистов? А каким был джигитом! Да, за ним, героем польского фронта, конечно, пойдут башкирские всадники!..»
Мурзабулатов уже раскаивался, что доверился башревкомовцам, поддался их сладким песнопениям. Не с той карты ты пошел, Сулейман, вот и остался при пиковом интересе!.. Сидишь теперь, как дикий зверь в норе, в темном лесу, в сырой землянке! Ты же, Сулейман, сын и внук бедняков. Все достояние твоего отца и деда состояло из безрогой козы, приносившей в год три козленка. Вырос в нужде, ни одежды, ни еды вдоволь никогда не было… Потому и встретил с восторгом революцию, устанавливал в своем кантоне советскую власть. К тебе отнеслись с доверием, послали в ЧК, и ты получил высокий пост председателя БашЧК. И тут-то оплели тебя валидовцы, подкупили похвалами, чистопородными конями, драгоценными туркестанскими коврами, червонцами и рассыпным золотом, подсунули беспечных девиц, приучили к пьянству и разгулу.