Атаманы взвыли, заулюлюкали и бросились на Мурзабулатова и наверняка бы его задушили, затоптали, но стоял он у двери и успел выпрыгнуть из землянки, спрятаться за своих телохранителей, вскинувших винтовки.
— Это ты вышел меня встретить, Сулейман? — спокойно спросил, слезая с коня, Кулсубай.
Мурзабулатов оглянулся и понял, что часовые не его, а Кулсубая охраняли от неожиданного нападения. Овладев собою, он кое-как пробормотал:
— Теперь меня они окончательно сочтут чекистом и твоим агентом, агай!
— Почетное звание чекист, Сулейман! — развел руками Кулсубай. — Хочу похвалить твоих телохранителей: умные парни, сразу смекнули, кто прав, а кто виноват…
В землянке бесновались, визжали, ругались на все лады атаманы.
— Ну, агай, там ты умных не найдешь! — горько признался Мурзабулатов, показывая на землянку.
— Попробую договориться с глупыми, — лихо заявил Кулсубай, взял в правую руку гранату, а в левую револьвер и шагнул в землянку.
Бандиты даже не испугались, они омертвели, языки прилипли к гортаням, руки опустились, как надрубленные ветви, лишь безумные глаза метались в орбитах.
— Ни с места! — сурово, но хладнокровно произнес Кулсубай. — Пистолеты кладите на нары…
Атаманы повиновались, видя, что сопротивляться бесполезно.
— Та-а-ак. А теперь садитесь на нары, можно курить! — Он позвал часового и велел унести револьверы. — Будем курить и беседовать! — Он сунул гранату в карман шинели, но револьвер не спрятал, а поигрывал им, подбрасывал на ладони.
— Если ты хочешь с нами добром говорить, то зачем же отнял револьверы? — спросил кто-то из атаманов.
— Чтоб не произошло беды. Мало ли что у каждого из вас на уме!.. Ваши же джигиты указали лагерь и землянку штаба, а в пути охраняли, чтоб не подстрелили, — похвастался Кулсубай. — Не хотят теперь воевать с красными ваши парни!
Нигматулла выдавил злую усмешку и сказал:
— Не играй с нами, как кошка с мышкой. Мы тебе не мыши, мы волки!..
Однако мятежники его не поддержали и, боясь, что он испортит все дело, зашипели:
— Прикуси язык!
— Кулсубай-эфенде к нам с добром пришел, а ты…
Нигматулла с отчаянием схватился за голову и ничком лег на нары, ткнулся лицом в плоскую грязную подушку.
— Да, Нигматулла, да, была бы моя воля, я бы тебя и Сафуана не пощадил! — чистосердечно заявил Кулсубай. — Саблей бы развалил пополам! Но радуйтесь — право мести мне не дано. Советская власть все еще надеется, что даже такие негодяи, как вы оба, одумаетесь и начнете работать вместе с народом. Словом, я привез вам амнистию.
Вошедший за ним Мурзабулатов — бандиты его и не замечали — сказал примирительно:
— Не станем разжигать ссору! «Мудрец» хотел уничтожить вошь в тулупе и сжег в печке весь тулуп… Не уподобляйтесь такому «мудрецу». Мы же дети башкирского народа! Давайте посидим и обстоятельно поговорим.
Сафуан, осмелевший, уже предвкушавший спасение, в самых горячих выражениях согласился с Мурзабулатовым.
— Хотел бы я знать, — сказал Кулсубай неторопливо, — на что вы надеялись, забившись, как барсуки, в эту нору? Неужто верите, что победителями въедете в Стерле?.. Народу по душе советская власть, — пора, значит, понять, что народ за вами не пойдет.
К печке подошел «главнокомандующий» Магасумов, с широким, покрытым, будто ржавчиной, веснушками лицом; лукавые его глаза глубоко прятались под блестящим от пота лбом.
— Агай, если не будут амнистированы уехавшие в степи вслед за Валидовым члены Башревкома, если не будет создана самостоятельная партия коммунистов Востока, то зачем же нам совать свои головы в петлю? — спросил он язвительно: давно об этом, похоже, размышлял.
— А какая польза народу и от ревкомовцев и от этой партии?
Главнокомандующий не нашелся, как быстро ответить, и сказал невнятно:
— Все-таки свои, башкиры!..
«И-эх, до чего запутались, закружились! А ведь и я так же плутал в трех соснах, и если б не Загит, то, возможно, сейчас был бы среди них, а не в Красной Армии…»
— Башкиры! — фыркнул Кулсубай. — Они для себя башкиры, для своей выгоды, для своего кармана! Через год-другой в аулах и не вспомнят о Валидове и Юмагулове. Власть им, националистам, была нужна для величия и обогащения.
Сафуан, чтобы напомнить о себе и хоть как-то отстоять свою независимость, заметил с укоризной:
— Ай-хай, отточил ты язык у большевиков!..
— Молодцы, значит, что остро точат языки и сабли! Не то что твои покровители из Башревкома! — молниеносно отбрил его Кулсубай.