— Не морочь мне голову болтовней! — грубо оборвал гостя Кулсубай. — Хватит, наслушался! Да на что мне адмиралы и атаманы? Я служу нашему башкирскому правительству! Понял? То-то!
— А кто вертит Заки Валидовым? Не скажешь ведь ты, что Дутов дает Заки-эфенде оружие, деньги из любви к башкирам!..
Кулсубай вспомнил разговоры в Караван-сарае, не нашелся, как ответить, и отвернулся.
— Чего это ради тобою восхищаются Хажисултан-бай и Нигматулла? — еще настойчивее спросил гость. — Ишь какую торжественную встречу закатили! Может, тебя полюбили? Как же, подставляй карман шире!.. Они рады, что у дутовцев и сибирских беляков солдат прибавилось.
— Загнул ты, приятель! — пересилив раздражение, сказал Кулсубай. — Неправда все это! Со зла выдумываешь! Я же был в Оренбурге, лично беседовал с Заки. Как может башкирское правительство нарушить законные требования своего же народа? Отряд будет бороться с большевиками за независимость башкирского государства.
— Агай, но именно большевики и помогают нашему народу создать свое автономное государство!
— А обращение Заки Валидова к народу после всебашкирского курултая семнадцатого года![10] — упоенно воскликнул Кулсубай. — Почитай — все поймешь!
— Читали, читали, — с пренебрежением заметил Хисматулла. — Сплошная ложь!.. Ты почитай лучше статью товарища Сталина, наркома по делам национальностей, «О Татаро-Башкирской советской республике». В «Правде» напечатана двадцать третьего марта нынешнего года.
Жена унесла остывший самовар, загремела трубою, а спор не утихал. Кулсубай не поддавался, упрямо твердил:
— Присягу своему башкирскому правительству не нарушу! Будь что будет, а стану честно бороться за башкирский народ!
— Жизнь покажет, кто из нас прав, — огорченно сказал Хисматулла, вставая. — Придется тебе еще каяться, да будет уже поздно.
Гость учтиво поблагодарил хозяйку, но от чаепития отказался и ушел в ночную тьму, и жалея, и ругая строптивого Кулсубая. «Сильный джигит! Бесстрашный воин! А вот заплутался в трех соснах!..»
Раздеваясь, потягиваясь, Кулсубай посмеивался:
— Ох, этот Хисматулла! Большевикам крепко верит! Собрал отряд старателей, а оружия-то нету — ни винтовки, ни револьвера. Как это теперь возможно — воевать голыми руками? И кто ему поможет?.. Нет, я вмешиваться в эти дела не буду. Пусть что хочет, то и делает! Губить его не стану, но и не помогу. Наивная душа!..
4
От нарочного Нигматуллы Кулсубай быстро отделался, сказал, что вечером пришлет джигитов. «Как же, дожидайся! Постучи зубами в погребе от стужи!.. Гляди, и добрее начнешь относиться к людям. Обнаглел, „хозяин золота“!..» Однако зря командир отряда утешал себя, что сумеет отсидеться в стороне, — ночью забарабанили в дверь, послышался испуганный голос Шаяхмета:
— Агай, это я, я! Неотложное дело. Беда!..
Кулсубай впустил муллу и, не спросив даже, что стряслось, начал с привычной аккуратностью одеваться.
— Шахагали приехал, он скажет…
Натягивая высокие сапоги, не оборачиваясь к дверям, Кулсубай попросил старшего брата муллы:
— Говори, Шахагали-агай.
Тяжело дышащий Шахагали облизал запекшиеся губы, торопливо выложил:
— Господин прапорщик! Кулсубай-эфенде! Богом проклятый Хисматулла с шайкой старателей явился в Сакмай, арестовал тех, кто тогда расстрелял советских работников! А их добро раздает беднякам!.. Ищет моего отца и Нигматуллу-бая. Надо спешить!
— Куда спешить?
— Куда? — возмутился Шаяхмет. — Надо спешить спасти моего отца и Нигматуллу-бая! Я объявил тревогу. Джигиты седлают коней.
— Кто командир отряда? — властно спросил Кулсубай.
— Ты, господин прапорщик! — в один голос сказали братья.
— А ты здесь кто?
— Известно… мулла отряда.
— Мулла! Правильно. Совершенно точно. Учи джигитов молитвам, совершай с ними намаз, как положено.
— Я мулла не обычный, а чрезвычайного положения! По-большевистски я комиссар! — Шаяхмет горделиво поправил чалму. — Как можно терпеть разбой в ауле Хисматуллы и его молодчиков? Мне атай [11] велел звать поскорее джигитов. Меня атай послал…
— Знаешь, приятель, твой атай нашим отрядом не распоряжается! — со злостью остановил его Кулсубай.
Шахагали переминался от нетерпения с ноги на ногу, как норовистый жеребчик.
— Не спорь со старшим, — посоветовал он брату, — господин прапорщик прав.
Мулла мгновенно же схитрил:
— Да, я виноват, что не спросил у тебя разрешения, эфенде!.. Никогда этого больше не будет. Зачем нам ссориться? Надо спешить в аул.
10