— Я тоже хотел бы в это верить, Цитра. Хотел бы верить, что Орден может вернуться к тому, для чего его предназначали… Но иногда, чтобы достичь этого, надо пройти сквозь тьму. Это неизбежно.
— И ты и есть эта неизбежная тьма?
Он не стал отвечать на ее вопрос, сказал лишь:
— Я взял себе имя «Люцифер», потому что оно означает «несущий свет».
— И этим же именем смертные когда-то называли дьявола, — указала Цитра.
Роуэн пожал плечами.
— Полагаю, тот, кто несет факел, отбрасывает самую темную тень.
— Ты имеешь в виду, тот, кто украл факел.
— Знаешь, — сказал Роуэн, — похоже, я могу красть, что хочу.
Таких слов Цитра не ожидала. А он произнес их совершенно будничным тоном. Девушка была ошарашена.
— Ты о чем вообще?!
— О Грозовом Облаке, — ответил Роуэн. — Оно позволяет мне всё. И так же, как с тобой, не разговаривало и не отвечало мне с того самого дня, когда мы стали подмастерьями у серпа. Оно считает меня серпом!
Цитра задумалась. Она вспомнила кое-что, о чем никогда не говорила Роуэну. Собственно, она никому об этом не говорила. Великое Облако живет по своим собственным законам и никогда их не нарушает. Правда иногда оно находит обходные пути…
— Может, с тобой оно и не говорило, а вот со мной да, — призналась она.
Роуэн развернулся к ней, пригнулся, пытаясь заглянуть в ее утонувшие во тьме глаза. Наверно, ему показалось, что она шутит. Затем, поняв, что нет, он проговорил:
— Это невозможно!
— Я тоже так думала. Но помнишь — Верховный Клинок обвинил меня в убийстве серпа Фарадея, и мне пришлось броситься с крыши? Я расшиблась, и пока лежала квазимертвой, Грозовое Облако умудрилось забраться ко мне в голову и активировать мыслительные процессы. Технически, я в тот момент не считалась ученицей серпа, потому что была мертва. Так что Грозоблако смогло поговорить со мной как раз перед тем, как мое сердце снова забилось. — Цитра вынуждена была признать — Облако нашло весьма изящный способ обойти правила. Для девушки то был момент великого священного восторга.
— И что оно сказало? — спросил Роуэн.
— Сказало, что я… очень важна.
— Чем важна?
Цитра с досадой потрясла головой.
— В том-то все и дело, что этого оно не уточнило. Оно чувствовало, что если откроет мне больше, то нарушит закон. — Тут она придвинулась к собеседнику поближе. Несмотря на то, что она заговорила значительно тише, в ее словах ощущалось большее напряжение. Бóльшая тяжесть. — Но я думаю, что если бы это ты бросился с крыши… если бы это ты стал квазимертвым, то Облако заговорило бы и с тобой.
Она положила ладонь ему на локоть. Это был самый интимный жест, который она могла себе сейчас позволить по отношению к Роуэну.
— Я думаю, ты тоже очень важен, Роуэн. Фактически, я в этом уверена. Поэтому, что бы ты ни делал, не позволяй им поймать тебя…
• • • • • • • • • • • • • • •
Возможно, вы будете смеяться, услышав это, но я ненавижу собственное совершенство. Люди учатся на своих ошибках. Я не могу. Я не допускаю ошибок. Когда дело доходит до принятия решений, мне приходится выбирать лишь между различными оттенками правильности.
Это не значит, что я не сталкиваюсь с вызовами.
Например, одним таким вызовом было устранение ущерба, нанесенного Земле человечеством в период его взросления. Я восстановило разрушающийся озоновый слой, удалило излишние парниковые газы, очистило моря, вновь нарастило тропические леса и спасло множество видов, оказавшихся на грани вымирания.
Предельно сосредоточившись на своей цели, я сумело решить эти глобальные задачи за время, равное сроку жизни человека в смертную эпоху. Поскольку я — это собрание всех человеческих знаний, мой успех доказывает, что человечество владело этими знаниями и до моего вмешательства; просто для решения назревших проблем требовался кто-то, обладающий достаточным могуществом. А я и есть олицетворение могущества.
— Грозовое Облако
6 Расплата
История никогда не была любимым предметом Роуэна, но когда он поступил в подмастерья к серпу, отношение изменилось. До того момента он не видел целостных связей ни в своей жизни, ни даже в своем возможном будущем, на которое могло повлиять отдаленное прошлое — особенно странные события смертной эпохи. Во время его ученичества изучение истории фокусировалось на концепциях долга, чести и верности принципам. В центре стояли философия и психология человечества в его наилучшие моменты от рождения и до настоящих дней. Именно это и привлекало Роуэна больше всего.