— Осторожнее, товарищ военврач, — прокричал один из них. — Так спикировать можно.
— Спасибо, — еле разлепляя губы, ответил Лаптев.
Через полчаса они увидели полузанесенные снегом повозки.
— Стой, кто идет? — окликнул их часовой.
— Свои, военврач Лаптев с бойцами.
Появился Буряк.
— Ну, как у вас тут, старшина? — спросил Лаптев.
— Плохо, товарищ военврач. Раненых разместил в затишье, однако засыпку рва пришлось прекратить.
— Ясно. Но, может, этот снег поможет нам?
— Вряд ли. Ров глубокий.
— Майора похоронили?
— Да, товарищ военврач. На камне написали фамилию, год рождения, должность.
— Добавьте адрес полевой почты части. Будут после войны разыскивать. Родные… Как вы думаете, Буряк, такая погода нам на пользу?
Буряк ответил не сразу.
— С одной стороны, это хорошо — фашисты потеряют маневр. Но и нам нелегко будет пробиваться вперед.
— Да, это верно, — задумчиво сказал военврач. — Вы случайно не одессит, Буряк?
— Нет, — удивленно ответил старшина. — Николаевский я, шофером работал в порту. А что?
— Просто так. Легкий у вас характер, неунывающий. И обстановку быстро схватываете. На фронт-то как попали?
— Я еще до войны на «Красном Кавказе» начал служить… Когда обороняли Одессу, крикнули добровольцев. Попал в морской отряд полковника Осипова. Слышали? Вот, вот. Потом Севастополь защищал, а теперь вот топаю по кубанской земле.
— Ладно. Где военфельдшер Петряева?
— При раненых.
…Раненые лежали на подстилках из веток кустарника, собранных заботливыми руками моряков и красноармейцев. Тесно сдвинутые повозки защищали их от порывов ветра. Костры, хотя и не давали большого тепла, все же спасали от внезапно нахлынувшей стужи. Многие дремали, обессиленные переходом.
Подошла Петряева.
— Как состояние раненых? — спросил се Лаптев.
— Двум требуется немедленная операция…
— Да, да. Но у нас нет анестезирующих средств.
Военврач устало присел на камень. Петряева опустилась рядом.
— Может, поедите, Борис Сергеевич? — спросила девушка, глядя на его осунувшееся лицо.
— Потом, Тоня. Надо сначала решить, что нам делать с теми.
Она поняла: врач говорит о раненых, нуждающихся в срочной операции. Неужели отважится? У них не было даже простой керосиновой лампы. Правда, ей удалось в последний момент захватить с собой сумку с хирургическими инструментами, но в этих условиях они могут оказаться бесполезными, так как нет антисептиков. Единственная возможность спасти раненых — немедленно отправить их в госпиталь. Но отряд отрезан, и еще неизвестно, удастся ли выскочить из каменного мешка даже здоровым.
— Надо оперировать, — подумав, сказал Лаптев.
— Тогда отдохните, хоть немного.
— Только не больше двадцати минут.
Он прислонился к колесу повозки. «Жестко ему так, — подумала девушка. — И холодно». И вдруг решилась:
— Борис Сергеевич, давайте вот так.
Она почти силой притянула к себе Лаптева и положила его голову на свои колени. Он пытался сопротивляться, но девушка крепко обняла его.
— Бросьте, товарищ военврач, мы на войне.
Лаптев что-то пробормотал в ответ и затих. Она боялась пошевелиться, чтобы не вспугнуть его сна. По сердцу прошла теплая волна нежности к этому измученному невзгодами человеку, который вот уже больше суток делает все, чтобы спасти попавший в беду отряд. Разница в годах у них была небольшая, но он ей до этого дня казался намного старше, опытнее. Сейчас, проведя рукой по его щеке, она удивилась, ощутив ладонью мягкие волоски. «Редко бреется, — мелькнуло в ее голове. — Мальчишка еще».
Прошло полчаса, а девушка все сидела, не меняя позы. У нее занемела спина, но она никак не решалась разбудить его. Наконец, когда кто-то из раненых сильно застонал, Лаптев проснулся, вскочил на ноги.
— Целую вечность проспал, — виновато сказал он, смущенный тем, что спал у нее на коленях. — Подготовьте инструменты, будем оперировать.
Буря продолжалась до утра. Боясь, что кто-нибудь замерзнет, Оскольцев то и дело окликал бойцов. Ему самому хотелось спать, но, чувствуя ответственность за людей, он крепился. Сначала сержант менял часовых через сорок минут, потом через полчаса. Двое дневальных по его приказу беспрерывно кипятили в котелках воду, которую тут же подавали сменившимся красноармейцам. Пили вприкуску с черными сухарями.