Торгаш прям поймал волну — оседлал конька выгодной сделки и готов петь сиреной сомнительного облика. Кровь и грязь, дамы и господа, гражданке и гражданки. И пахнет стремно.
— Тощий, — окликнул я строго.
Шест сложил на побитом лице некое выражение, от которого Хром ощутимо занервничал, и выдал:
— По четыре био на трешку за ствол. — Затем чуть напрягся, подавляя: — И торг неуместен, если че.
— Хм, — Коммерсант подтянулся, даже стал чуть выше. — Хм.
— Согласны, — в дверях появился второй торгаш. Уцепился за кусок дверной рамы и попытался не выпасть на улицу. — Иди в жопу Хром. Нам нужно оружие.
Я кивнул Шесту. Нечаянная, но приятная сделка завершена, хотя торгаш, судя по поджатым губам, не в восторге — отсчитал положенные блистеры, покопавшись в заветном рюкзачке, и напал на шмалабои аки коршун.
— Что по основному товару? — поторопил я.
— Может к лагерю сборщиков переместимся? — оживился Хром. — Там и порешаем. Тут чет стремно…
А нам значится грузить тюки обратно и везти к благодарным цивилам, что на радостях будут щедры и сговорчивы. Люблю ли я торговцев? Некоторых — определенно нет. А по Хрому еще не решил — хотя человечек небезнадежный, признаю.
Тощий, кряхтя и рассыпая флюиды злости, покидал товар на колесницу и впрягся. Вот только боец чутка бледноват и слишком бережет правую часть костлявого тела. Лады, Джимми, давай по справедливости — прислушайся к своим ощущениям, что плескаются красным в районе ноги. Называется, доставка, сука, задалась.
Короткий марш — в обход меченного здания, через пару развороченных дворов и один проваленный перекресток — вывел к новой точке, что по праву могла считаться центром старательского интереса. Первое что удивило — эпицентр сбора выглядел как кольцевое строение, вдавленное в землю. Вроде небоскреба наоборот — для любителей полюбоваться на грунтовые красоты за гипотетическим окном. Принадлежность конструкта пока непонятна — строение с успехом могло приютить жилые соты, торговые точки или деловые центры.
С расчищенного обода, что опоясывал провал, внизу виднелись разномастные клетушки, широкой дугой очерчивающие этажность. Некоторые подсвечены живым багрянцем факелов — огненным трепетом, что скрадывал тьму. В пустоте центральной части, сквозь пелену сумрака, просматривались рухнувшие куски перерытый — угловатая мешанина обломков, расползавшаяся курганом до уровня первых этажей.
Поверху сборщики прокинули мостки и систему талей, что открывали доступ к верхним уровням здания. Сам лагерь старателей раскинулся у первого рукотворного помоста, складываясь из трех теплушек и одного небольшого павильона с тремя уцелевшими стенами. Не слишком уютно, но функционально. А если добавить пару костров, да кособокие лавки, то почти мило.
Только вот сухость во рту расползалась как Сахара, а тело ломило, не позволяя насладиться постапокалиптической красотой. Тощий тормознул телегу на подступах к лагерю и устало подвис на оглобле. А если что — нам еще в обратный путь. Замес может и справится с нашей задержкой, а вот дамы — не уверен.
У костров горбились с десяток цивилов — отблески пламени скользили по однотипным, сумрачным лицам, на которых напряжение мешалось со страхом и вяловатым ожиданием. Детали — вроде мужское, женское, шрамы, синяки скрадывались общей зажатостью. Для бригады, решившей поживиться на задворках цивилизации, несколько странно.
От ближнего костерка восстал памятный бригадир и, припадая на обе ноги, заковылял навстречу. На подходе решительно протянул руку, обозначив мучительную улыбку. Я бы сказал, в нем одном присутствует некий стержень, оправдывающий выездной балаган.
— Виталя, — представился товарищ.
— Джимми. — Руки я жать люблю — дал краба и уже четко контролируешь дистанцию. — А тот, что выступает из-за оглобли, Шест. Его бойся.
Тощий немного приободрился — ушел, так сказать, в доминанту.
— Если чем могу… — затянул мужчина.
А затем асфальт под ногами едва ощутимо дрогнул. Воздух колыхнулся, бередя память о благостном бризе. Резче запахло горечью, но хуже всего пришлось телам — ощущение, точно пространство рубанули низкочастотным импульсом. Заломило зубы, мышцы откликнулись болезненной вибрацией.
Нас с тощим тиснуло к Марте, как к единственной опоре. А вот цивилы лишь поморщились. Болезненный Виталя помотал башкой, крякнул и с удивлением посмотрел, как пришлых сводит карачун.
А что мне? Мне захотелось стрелять. Секунд на пять — до того, как заметил, что небо над обратным небоскребом закручивается жемчужной спиралью. Цивилы резко оживились, перестав походить на проблемных черепашек, и радостно переглянулись. Захотелось спросить — откуда радость, суки? Откуда возбуждение?