| He had his private manner of interpreting the phrase, and it seemed necessary the brother should sin different sins on every occasion. | Он придерживался своего собственного толкования слова "грех", и казалось, брат во Христе по каждому отдельному случаю необходимо должен был совершать специальный грех. |
| They were of the most curious character: odd transgressions that I never imagined previously. | Грехи были самого необычного свойства: странные провинности, каких я раньше никогда бы не измыслил. |
| Oh, how weary I grow. | О, как я устал! |
| How I writhed, and yawned, and nodded, and revived! | Как я морщился и зевал, клевал носом и снова приходил в себя! |
| How I pinched and pricked myself, and rubbed my eyes, and stood up, and sat down again, and nudged Joseph to inform me if he would EVER have done. | Я щипал себя, и колол, и протирал глаза, и вставал со скамьи, и опять садился, и подталкивал Джозефа локтем, спрашивая, кончится ли когда-нибудь эта проповедь. |
| I was condemned to hear all out: finally, he reached the 'FIRST OF THE SEVENTY-FIRST.' | Я был осужден выслушать все; наконец проповедник добрался до "Первого из Седмидесяти Первых". |
| At that crisis, a sudden inspiration descended on me; I was moved to rise and denounce Jabez Branderham as the sinner of the sin that no Christian need pardon. | В этот критический момент на меня вдруг нашло наитие; меня подмывало встать и объявить Джебса Брендерхэма виновным в таком грехе, какого не обязан прощать ни один христианин. |
| 'Sir,' I exclaimed, 'sitting here within these four walls, at one stretch, I have endured and forgiven the four hundred and ninety heads of your discourse. | - Сэр! - воскликнул я. - Сидя здесь в четырех стенах, я в один присест претерпел и простил четыреста девяносто глав вашей речи. |
| Seventy times seven times have I plucked up my hat and been about to depart-Seventy times seven times have you preposterously forced me to resume my seat. | Семьдесят семь раз я надевал шляпу и вставал, чтоб уйти, - вы семьдесят семь раз почему-то заставляли меня сесть на место. |
| The four hundred and ninety-first is too much. | Четыреста девяносто первая глава - это уж слишком! |
| Fellow-martyrs, have at him! | Сомученики мои, воздайте ему! |
| Drag him down, and crush him to atoms, that the place which knows him may know him no more!' 'THOU ART THE MAN!' cried Jabez, after a solemn pause, leaning over his cushion. 'Seventy times seven times didst thou gapingly contort thy visage-seventy times seven did I take counsel with my soul-Lo, this is human weakness: this also may be absolved! | Тащите его с кафедры и сотрите его в прах, чтобы там, где его знавали, забыли о нем навсегда. - Так это ты! - воскликнул Джебс и, упершись в свою подушку, выдержал торжественную паузу. -Семьдесят семь раз ты искажал зевотой лицо -семьдесят семь раз я успокаивал свою совесть: "Увы, сие есть слабость человеческая, следственно, сие прегрешение может быть отпущено!" |
| The First of the Seventy-First is come. | Но приходит Первое из Семидесяти Первых. |
| Brethren, execute upon him the judgment written. | Вершите над ним, братья, предписанный суд! |
| Such honour have all His saints!' | Чести сей удостоены все праведники божьи! |
| With that concluding word, the whole assembly, exalting their pilgrim's staves, rushed round me in a body; and I, having no weapon to raise in self-defence, commenced grappling with Joseph, my nearest and most ferocious assailant, for his. | Едва раздались эти последние слова, собравшиеся, вознеся свои пилигримовы посохи, ринулись на меня со всех сторон; и я, не имея оружия, которое мог бы поднять в свою защиту, стал вырывать посох у Джозефа, ближайшего ко мне и самого свирепого из нападающих. |
| In the confluence of the multitude, several clubs crossed; blows, aimed at me, fell on other sconces. | В возникшей сутолоке скрестилось несколько дубинок. Удары, предназначенные мне, обрушивались на другие головы. |
| Presently the whole chapel resounded with rappings and counter rappings: every man's hand was against his neighbour; and Branderham, unwilling to remain idle, poured forth his zeal in a shower of loud taps on the boards of the pulpit, which responded so smartly that, at last, to my unspeakable relief, they woke me. | И вот по всей церкви пошел гул ударов. Кто нападал, кто защищался, но каждый поднял руку на соседа; а Брендерхэм, не пожелав оставаться праздным свидетелем, изливал свое рвение стуком по деревянному пюпитру, раздававшимся так гулко, что этот стук в конце концов к моему несказанному облегчению разбудил меня. |
| And what was it that had suggested the tremendous tumult? | И чем же был внушен мой сон о шумной схватке? |
| What had played Jabez's part in the row? | Кто на деле исполнял роль, разыгранную в драке Джебсом? |
| Merely the branch of a fir-tree that touched my lattice as the blast wailed by, and rattled its dry cones against the panes! | Всего лишь ветка ели, касавшаяся окна и при порывах ветра царапавшая сухими шишками по стеклу! |
| I listened doubtingly an instant; detected the disturber, then turned and dozed, and dreamt again: if possible, still more disagreeably than before. |