| He got through, and the doctor affirmed it was in a great measure owing to me, and praised me for my care. |
Он выкарабкался, и доктор утверждал, что это было в значительной мере моею заслугой, и хвалил меня за такой заботливый уход. |
| I was vain of his commendations, and softened towards the being by whose means I earned them, and thus Hindley lost his last ally: still I couldn't dote on Heathcliff, and I wondered often what my master saw to admire so much in the sullen boy; who never, to my recollection, repaid his indulgence by any sign of gratitude. |
Похвалы льстили моему тщеславию и смягчали мою неприязнь к существу, благодаря которому я заработала их, так что Хиндли потерял своего последнего союзника. Все же полюбить Хитклифа я не могла и часто недоумевала, что хорошего находит мой хозяин в угрюмом мальчишке; а тот, насколько я помню, не выказывал никакой благодарности за эту слабость. |
| He was not insolent to his benefactor, he was simply insensible; though knowing perfectly the hold he had on his heart, and conscious he had only to speak and all the house would be obliged to bend to his wishes. |
Он не был дерзок со своим благодетелем, он был просто бесчувственным; а ведь знал отлично свою власть над его сердцем и понимал, что ему довольно слово сказать, и весь дом будет принужден покориться его желанию. |
| As an instance, I remember Mr. Earnshaw once bought a couple of colts at the parish fair, and gave the lads each one. |
Так, например, я помню, мистер Эрншо купил однажды на ярмарке двух жеребчиков и подарил их мальчикам; каждому по лошадке. |
| Heathcliff took the handsomest, but it soon fell lame, and when he discovered it, he said to Hindley- |
Хитклиф выбрал себе ту, что покрасивей, но она скоро охромела, и, когда мальчишка это увидел, он сказал Хиндли: |
| 'You must exchange horses with me: I don't like mine; and if you won't I shall tell your father of the three thrashings you've given me this week, and show him my arm, which is black to the shoulder.' Hindley put out his tongue, and cuffed him over the ears. 'You'd better do it at once,' he persisted, escaping to the porch (they were in the stable): 'you will have to: and if I speak of these blows, you'll get them again with interest.' |
- Ты должен поменяться со мной лошадками: мне моя не нравится, а если не поменяешься, я расскажу твоему отцу, как ты меня поколотил три раза на этой неделе, и покажу ему свою руку, а она у меня и сейчас черная по плечо. - Хиндли показал ему язык и дал по уху. - Поменяйся лучше сейчас же, - настаивал Хитклиф, отбежав к воротам (разговор шел на конюшне), - ведь все равно придется; и если я расскажу об этих побоях, ты их получишь назад с процентами. |
| 'Off, dog!' cried Hindley, threatening him with an iron weight used for weighing potatoes and hay. |
- Ступай вон, собака! - закричал Хиндли, замахнувшись на него чугунной гирей, которой пользуются, когда взвешивают картошку и сено. |
| 'Throw it,' he replied, standing still, 'and then I'll tell how you boasted that you would turn me out of doors as soon as he died, and see whether he will not turn you out directly.' |
- Кидай, - ответил тот, не двинувшись с места, - и тогда я расскажу, как ты хвастался, что сгонишь меня со двора, как только отец умрет, и посмотрим, не сгонят ли тут же тебя самого. |
| Hindley threw it, hitting him on the breast, and down he fell, but staggered up immediately, breathless and white; and, had not I prevented it, he would have gone just so to the master, and got full revenge by letting his condition plead for him, intimating who had caused it. |
Хиндли кинул гирю и угодил Хитклифу в грудь, и тот упал, но сейчас же встал. Он был бледен и дышал с трудом; и если бы я его не удержала, он тут же побежал бы к хозяину и был бы отомщен сторицей: весь вид говорил бы за него, а кто это сделал, он не стал бы скрывать. |