Конечно, он знает, что такое снег. Черт, он, наверное, даже понимает, в результате каких тепловых взаимодействий образуются облака (Дин смутно помнит, что что-то учил об этом в школе, но в памяти осталось только — серьезно, без шуток — то, что такие облака называются грозовыми). Кастиэль, как он сам любит упоминать, ангел Господень. Он знает, что такое снег… Но всё равно смотрит на него с восторгом маленького ребенка. Дин внезапно понимает, что Кас никогда не видел снег так близко, человеческими глазами. Никогда не смотрел, как большие мягкие хлопья укрывают землю пушистым одеялом.
Для Сэма вряд ли было секретом, что Дин любит снег. Он всегда любил его, сколько себя помнил. Даже одно из его первых воспоминаний о снеге. Он дома, в Лоуренсе, смотрел в окно. Это было до Сэма, Дину, наверное, было три или около того. Он забрался на диван прямо в обуви, хотя обычно ему этого не разрешали, и мама обнимала его, такая теплая и приятно пахнущая. С неба вдруг начали падать маленькие белые хлопья, и Дин задрал голову, пытаясь уловить момент, когда они отделялись от облаков. Снежинки быстро увеличились в размерах, начали падать так быстро и так беспорядочно, что у Дина закружилась голова, и ему пришлось опустить взгляд. Белый цвет на фоне пожухлой травы отливал голубизной. Он помнит своё собственное удивленное отражение в разукрашенном морозом стекле. Помнит, каково это — чувствовать себя спокойным, защищенным и любимым. И даже больше: пусть и смутно, но он помнит, каково это — когда спокойныйзащищенныйлюбимый было нормальным положением дел. Возможно, именно поэтому он так любит снег.
Потом мама одела его в комбинезон, такой большой, что Дину приходилось переваливаться с ноги на ногу, и отправила его на улицу к отцу, «помогать» убирать снег. Через некоторое время она позвала его обратно, а отец улыбнулся и сказал, что Дин может остаться, если хочет. Потом он уже так не улыбался… В какой-то момент отец то ли закончил разгребать снег, то ли просто сдался и подошел к Дину, который с мрачной решимостью измотанного альпиниста, пытающегося добраться до вершины горы, прорывался через пятнадцатисантиметровые сугробы. Отец положил красную, холодную ладонь ему на шапку, сжал помпон и улыбнулся:
— Я тебя кое-чему научу, парень, но ты должен будешь сказать маме, что это была твоя идея, — и затем отец, притянув Дина к себе, упал в снег. Он раскинул руки и ноги и начал двигать ими вверх-вниз, потом осторожно встал и показал Дину, что у них получилось. Всё поняв, Дин уже сам упал в снег, молотя руками и ногами. Отец поднял его и со смехом сказал, что вместо снежного ангела у него скорее получился снежный ураган. Они улыбнулись друг другу, в уголках глаз у Джона появились морщинки.
Они ввалились в дом, покрытые снегом, замерзшие и счастливые, и мама, пытаясь звучать сердито, спросила:
— Джон, да вы просто покрыты снегом! Вы что, катались в нем?
И Дин, сияя, без всякой задней мысли заложил отца:
— Мы делали ангелов! Папа показал мне, как делать ангелов!
А потом были какао и горячая ванна… Но Дин позволяет воспоминанию ускользнуть ради того, что происходит сейчас, ради настоящего ангела, протянувшего руки к небу, чтобы поймать снежинки. Может быть, именно удивление в его глазах напоминает Дину об удивленном отражении трехлетнего мальчика в оконном стекле, но он не будет об этом говорить. Ему и не нужно ничего говорить — он просто смотрит на Каса, молча улыбаясь.
Не секрет, что он любит Каса, что он любил его с самого начала. Он привык ко многим чувствам, которые вызывает Кас. Привык к внезапности, с которой иногда приходит желание и страсть. Привык к тому, как от простого взгляда Каса может сорвать крышу, как приподнятая бровь может сломать его и оставить жаждущим, как от мягкого рокота его дыхания могут подкоситься колени. Похоть, обожание, привязанность, разочарование, ярость, желание, потребность, отчаяние, тысяча других чувств – все они знакомы Дину. Но это… Это другое. Оно спокойнее, мягче, невероятно больше и громче, и, что удивительно, после стольких лет Дину всё еще открывается что-то новое. Сперва он никак не мог подобрать нужное слово, но потом он понял, что то же чувство отражалось в глазах его матери в тот день, когда они вместе смотрели в окно. Это нежность и заботливость: желание защитить, оградить, навсегда сохранить это удивление в глазах Каса. Дин думает, что, возможно, мог бы проживать этот момент снова и снова, наблюдая за ангелом Господним, с нескрываемым восторгом ловящим снежинки… И в этот момент Сэм засовывает ему за шиворот горсть снега.
Дин настолько увлекся Касом, что больше чем на десять секунд повернулся спиной к Сэму. Он должен был предвидеть… Происходит выброс адреналина, не говоря уже о ледяной струйке, стекающей по позвоночнику и дальше, прямо между ягодиц. Дин мужественно воздерживается от воплей и прыжков, вместо этого дергая за футболку и одним движением вытряхивая оттуда остатки снега. В конце концов, он не в первый раз оказывается в такой ситуации. Он слышит, как Сэм фыркает — тот явно доволен, что этот раунд остался за ним. Дин отворачивается от Каса, зачерпывает ладонью снег и с легкостью лепит идеальный снаряд (тут сказываются годы тренировок). Он взвешивает получившийся шар в руке и отправляет его в полет. Он не прикладывает силу, потому что Сэм, черт его возьми, просил так не делать, но зато очень точно прицеливается. Снежок разлетается на части, врезавшись в затылок Сэма, снег остается в его волосах, и Дин надеется, что со временем он растает и начнет капать брату за шиворот. За несколько секунд Дин успевает кинуть в Сэма еще два снежка, от которых тот уклоняется, попросту спрятавшись за деревом.
Мгновение спустя такой же идеальный снежок прилетает в Дина. Дин ожидал и ждал его. Он уворачивается и из-за адреналина даже не вспоминает про стоящего в полуметре позади ангела, пока не слышит звук снега, ударяющегося о кожу. Его губы проигрывают желанию растянуться в улыбке, и он оборачивается, не в силах сопротивляться, хоть и знает, что становится уязвимой мишенью. Он знает, что оно того стоит, и не ошибается. Сэм так же хорошо знаком с техникой лепки снежков, как и Дин. Несколько секунд всё лицо Каса просто покрыто снегом, потом в середине белого слоя появляются голубые глаза. На мгновение Дину кажется, что он сможет сдержаться, но потом появляются брови Каса, сведенные в испуге и непонимании, и всё, Дин теряется. Он смеётся так сильно, что падает на колени, и когда Кас морщится, счищая снег, Дин уже чуть ли не хрипит. Он слышит, как позади заливается Сэм. Кас смотрит на них, словно они сошли с ума. Дин знает, что не должен смеяться, потому что совершенно ясно, что Кастиэль не имеет ни малейшего понятия, что такое игра в снежки или почему, черт возьми, они этим занимаются. Дин даже думает, что может успокоиться, но тут снег, бывший у Каса в волосах, сползает ему на лоб, и ангел поднимает взгляд, пытаясь разглядеть его…
Дин опять заходится в хохоте.
Он не может вспомнить, когда в последний раз так смеялся, у него в глазах, боже правый, стоят слёзы, и Сэм тоже всё еще не может взять себя в руки. Дин наклоняется вперед, пытаясь восстановить дыхание, но не может этого сделать. Он и забыл, что ангел – удивительно быстро адаптирующееся создание, или, по крайней мере, знающее всё об отмщении. Неожиданно о его макушку ударяется снежок. Дин замирает, чувствует, как холод окутывает его голову, струйка воды каким-то образом затекает в чертово ухо, а затем слышит громкий хлопок и тяжелый звук — это Сэм приземлился на задницу, должно быть, сбитый снежком, которому Кас придал небывалую скорость. Он запускает руку в волосы, вытряхивая оттуда остатки снега — фраза про замерзшие мозги приобретает новый смысл — и оглядывается, понимая, что ошибся. Кас не бросал в Сэма снежок. Он стряхнул сугробы, образовавшиеся на ветках дерева, прямо ему на голову. Дин фыркает без малейшего намека на сочувствие, а затем понимает, что сидит на открытом пространстве прямо между Сэмом и Касом, что равносильно самоубийству. Быстро окинув взглядом знакомую территорию вокруг бункера, он откатывается за куст в нескольких метрах позади и вскакивает на ноги, пока Сэм всё еще пытается выбраться из рухнувшего на него сугроба, а Кас оценивает дело рук своих.