— Перестрелял бы, как псов бешеных! Да везет гадам — Советская власть самосуд отменила!
Дубок пятками пришпорил коня и крикнул одному из своих помощников:
— Фролов! Остаешься за меня! Я на станцию — насчет прохоровских теплушек пошурую!..
Комната начальника узловой станции. С платформы и с путей доносятся голоса, перестукиванье буферов, гудки паровозов. И вдруг наступает какая-то пугающая тишина. Мимо окна, молча, бегут охваченные ужасом люди.
Начальник прильнул лицом к стеклу. Он видит, как на путях около платформы показывается взмыленная лошадь. Круто изогнув шею, она тащит на веревках теплушки. На всех крупно написано: «Холерные больные». На дверях теплушек чернеют огромные черепа со скрещенными костями.
Начальник отпрянул от окна и в панике заметался по комнате.
Распахнулась дверь. Вошел Глебка. На рукаве у него — белая повязка, повернутая так, что сразу видны слова: «Санитар холерного вагона».
— Стой! — кричит начальник и, выставив вперед руки, отгораживается от Глебки. — Стой, говорю! Заразишь!
Глебка будто не слышит — прямиком шагает к столу.
— Стой! — снова вопит начальник. — Куда прешь? Смерть ходячая!
Глебка тихо спрашивает:
— Посторонних нет? — Хлопнув по своей повязке на рукаве, он поясняет: — Не бойся! Это маскировка!.. Вот мой мандат! Читай!.. И веди на телеграф! Живо!.. Батю буду разыскивать!
— Какой мандат? Какой телеграф!.. Дай сообразить! — бормочет начальник. — Не подходи!
Сзади хлопнула дверь.
Глебка резко поворачивается, наводит маузер на Дубка.
Матрос подходит к мальчишке, отводит правую руку с маузером в сторону, а левую, в которой зажат мандат, приподымает и заглядывает в документ.
— Спрячь маузер… У тебя мандат посильнее пулемета!.. Хоть он отцу выдан, но это не важно… Считай, что он твой — по наследству полученный!
Глебка удивленно приглядывается к матросу, а Дубок, обняв его за плечи, подводит к скамейке и садится вместе с ним.
— Ну, рассказывай, как ты от бандитов ушел и хлеб сберег?
Глебка удивился еще больше.
— А откуда…
— Э-э, братишка! — прерывает его Дубок. — Я все знаю! Одного не знал, что у Прохорова такой геройский сын!.. Ну-ну, выкладывай!.. Значит, напали на вас ночью. А дальше?
— А дальше просто! — сказал Глебка. — Батя остался банду громить, а я поехал и… приехал!.. Надо сообщить бате, что я жду его здесь!
Дубок снял бескозырку, потер широкий лоб, вздохнул.
— Мамка у тебя где? В Питере?
— Умерла…
Матрос отвел от Глебки глаза, переглянулся с начальником станции, хрипло сказал:
— Вот что, Глеб Прохоров! Будем считать так: дело ты свое, великое дело — сделал! Теплушки с хлебом сдашь мне!
Видя, что Глебка нахмурился, Дубок добавил:
— Под расписку, конечно! По всей форме!
— Зачем? — Глебка подозрительно взглянул на Дубка. — До бати никого к хлебу не допущу!
Матрос ударил себя кулаком в грудь.
— Прости ты меня… за эту… весть проклятую!.. Легче донную мину обезвреживать!.. Не дождешься ты отца своего…
Глебка вскочил, выдохнул:
— Врешь!
Он попятился к двери.
— Не верю! Врешь!
Три теплушки стоят в тупике. Столпившиеся на платформе люди с любопытством и все еще с некоторым опасением смотрят на вагоны со страшной надписью.
Под передним вагоном группа ремонтных рабочих пристраивает домкрат. Один из них выкидывает из буксы папаху и говорит:
— Чудом доехали!.. На волоске держится…
Около передней теплушки — Минька. Фуражку он держит в руках. Рядом с ним — Глаша. Глаза у нее заплаканы. Из теплушки доносятся приглушенные рыдания.
Мимо тупика бойцы ведут пленных бандитов. Навстречу — Дубок. Жестом заставил остановиться. Подошел к средней теплушке, сказал в темноту:
— Вытри слезы, Глеб Прохоров! Взгляни на врагов сухими глазами!
Глебка перестал плакать. Встал в дверях, посмотрел на жалкую толпу окруженных бойцами бандитов. Увидев среди них верзилу, Глебка простонал, закусил губу и ухватился за рукоятку маузера, засунутого под ремень.
— Отставить! — приказал Дубок. — Твой отец погиб за народное дело. Пусть народ и утвердит твой приговор!
Ночь. Идет товарный состав с двумя паровозами. Теплушка. Освещенные неярким пламенем коптилки сидят на ящиках Глебка, Минька и Дубок. Перед Глебкой на другом ящике — лист бумаги. В руке — карандаш. Матрос и Минька подсказывают, что писать.
Дубок. Про то, как хлеб собирали, — во всех подробностях. Слышал я — Ильич деревней очень интересуется.