— Я буду жаловаться самому Колчаку! — громко сказал мужчина в добротном пальто, в котелке, с моноклем на золотой цепочке.
Есаул вскочил, выхватил маузер, обвел злым взглядом притихшую толпу.
— Кто хочет жаловаться? Кому?..
Он отыскал человека в котелке и уставился на него.
— Аллаху ты будешь жаловаться! Я из тебя решето буду делать!
Разбрызгивая грязь, к крыльцу подкатил автомобиль. Выскочил адъютант полковника, тихо сказал есаулу:
— Извольте прекратить безобразие! Кого вы задержали? На каком основании? Возмущена вся зажиточная часть города!..
— У меня один след — батист! — ответил есаул и потряс флажком.
Адъютант вынул из кармана батистовый платок, насмешливо спросил:
— Прикажете присоединиться к арестованным?.. Вам надо поучиться классовому чутью у… большевиков!.. Полковник в гневе!
Есаул морщится, как от зубной боли, и выдавливает из себя:
— Освободить!
Задержанные сначала несмело расходятся в разные стороны, потом бегут кто куда.
Мужчина в котелке подходит к адъютанту, сдержанно, с достоинством кланяется.
— Благодарю вас за восстановленный порядок!
Адъютант козырнул, спросил:
— С кем имею честь?
— Инженер Бергер! — отрекомендовался мужчина. — Прислан к вам из Омска в качестве начальника железнодорожного депо.
— Барон Бергер? — удивился адъютант. — Но каким образом вы очутились в числе задержанных?
— Вы отлично осведомлены о моей родословной! — улыбнулся Бергер. — А задержали меня потому, что я имел неосторожность, сойдя с поезда, вынуть из кармана батистовый платок.
Адъютант сердито взглянул на дверь, куда только что вошел есаул, и взял Бергера под локоть.
— Приношу вам самые искренние извинения! И прошу! — Он распахнул дверцу автомобиля. — Полковник уже трижды спрашивал о вас!
Унтер-офицер, проводив взглядом машину, сгреб в охапку сваленное на крыльце тряпье и пошел во двор. У ворот его встретил беспризорник в английском френче, надетом на голое тело.
— Дядя, дай бельишко — пузо прикрыть!
— Катись, шкет паршивый! — выругался унтер. — Ворюги проклятые, одолели всю Россию!
Один из солдат захотел покуражиться над беспризорником.
— Документы у тебя есть?
Мальчишка озорно засмеялся.
— Во паспорт! — Он распахнул френч, хлопнул ладошкой по грязному животу. — Бессрочный!
Солдаты захохотали, а беспризорник выдернул из рук унтер-офицера самую хорошую рубашку и убежал.
Они обедали вдвоем — полковник и барон.
— Не печальтесь, барон! — покровительственно произнес полковник. — Мы еще все с вами вернем!
Барон поднял бокал с вином.
— Я понимаю!.. Кстати, вот и ответ на ваш вопрос: почему я, барон, решил пойти на такую должность. Я не хочу ждать сложа руки! Пока мы не победили, я не барон, а слуга доблестной армии и готов выполнять самую черную работу!
— Вы настоящий патриот! — воскликнул полковник.
Они выпили.
— Как вы считаете, с чего мне начать? — спросил барон.
— С самого главного — с ремонта бронепоезда. Им интересуется адмирал Колчак! — Полковник помедлил и сказал: — Простите, но я буду откровенным до конца… Вашего предшественника пришлось расстрелять за нераспорядительность. Рабочие разбежались из депо. Остался какой-то пяток посредственных слесарей. Им не осилить ремонт бронепоезда.
— Тогда я начну с рабочей силы, — задумчиво произнес барон. — Вы мне не откажете в солдатах для этой акции?
— Берите хоть роту!
— Достаточно пока троих!..
Облава в городе продолжается, только теперь солдаты не заходят в богатые дома, а обыскивают рабочие хибарки и лачуги.
По этим же улицам рабочей окраины от дома к дому переходят три солдата, которыми распоряжается барон Бергер. Побывав в очередной лачуге, барон кивком головы посылает солдат дальше и ворчит:
— Попрятались, проходимцы!
Так они доходят до переулка, в конце которого мастерская Кондрата Васильевича.
Как и в прошлый раз, девушка снимает с подоконника гармонь и, пиликнув раз-другой, уносит ее внутрь комнаты.
— Сестра сигналит! — сказал высокий хромой парень, помогавший Кондрату лудить котел из полковничьей кухни.
Оба посмотрели в окно. Барон и три солдата шли к мастерской. Кондрат Васильевич постучал каблуком в пол, шутливо предупредил обходчика:
— Чихай и кашляй сейчас — потом нельзя будет!
— Умер! — послышалось снизу.